— Ты его знаешь, — отметила она, когда я промолчала.
Мне действительно нужно научиться контролировать выражение своего лица.
— Да, знаю. Его схватили триады. Они держат его для допроса, но у меня есть контакт внутри, который может помочь нам его вытащить.
— Чего ради?
— Чтобы спасти ему жизнь?
Айлин склонила голову, тонкий жест, наполненный снисхождением.
— Будет ли его помощь полезна нашему делу?
Наше дело? Запястье ныло. Я ослабила хватку на монтировке, позволяя крови вернуться обратно в мою руку.
— А как ты, чёрт побери, думаешь? Да, он будет полезен нашему грёбаному делу.
— Это всё, что я хотела узнать. Не стоит расстраиваться.
— Леди, вы не видели меня расстроенной.
— Ты так предана, как он и говорил.
Я уставилась, балансируя на пятом уровне боевой готовности.
— Вы знаете, кто я такая?
— Сначала я сомневалась, но теперь нет. Он говорил о тебе, Эвангелина, хотя я представляла тебя моложе.
— Блондинкой?
— Прости?
— Долгая история, и она имеет отношение к тому, почему я здесь.
Её глаза задавали безмолвный вопрос, но я колебалась. У меня не хватит сил повторить свою грязную историю дважды за день. Кроме того, я всё ещё не уверена, что ей доверяю. Вампиры по своей природе очень эгоцентричны. Их целью всегда является улучшение своего народа, и если другие виды будут попраны на этом пути, так тому и быть. Обманчивые и готовые играть на вас, как на скрипке, для своих целей, они обладали одним качеством, которое отсутствовало у многих людей: нежеланием лгать.
Тем не менее я не видела разницы между обманом и ложью, но вампиры видели океан разницы. Как они могут гордиться культурой двуличия?
Айлин наблюдала за мной с холодным безразличием, почти не обращая внимания на Алекса. Она доверяла нам обоим, но мой инстинкт не позволял доверится вампирше. Её народ — часть этого союза, нравится ей это или нет. И мы с Вайятом не были особо скромными игроками в триаде. Я должна знать наверняка.
— Как выглядит Трумен? — спросила я.
— Выше его, — ответила она, кивнув в направлении Алекса. — Черные волосы, темные глаза, полагаю то, что вы называете средиземноморской внешностью. Грек, возможно? Мягкий голос, который усиливается, когда он сердится.
Пока всё хорошо.
— А что насчет шрама?
— Шрам?
— Да, шрам у него на лице.
Она оставалась неподвижной. Если бы она была хорошо знакома с Вайятом, как утверждала, если бы вообще его знала, то была бы в курсе…
— У него нет шрама на лице. Ничего из того, что я могла бы разглядеть.
— Хорошо.
Я прошла мимо неё, к другим дверям, которые выходили в коридор. Время интервью закончилось. Мне нужно сделать то, ради чего я сюда пришла. Прошла мимо нескольких дверей и остановилась перед той, на которой висел сломанный замок. Табличка на двери сорвана, и на ней нарисован черный крестик. Нет, не краской. Дотронулась до него, и на кончике пальца появилось мягкое пятнышко. Засохшая кровь. Я пошевелила ручкой, не заперто.
— Не думаю, что это хорошая идея, Эвангелина, — произнесла Айлин. Она стояла рядом со мной, не шелохнувшись. Алекс не двинулся со своего места у лестницы.
— Почему нет? — спросила я.
— Смерть в этой комнате. Там произошло что-то злое и порочное. Это довольно подавляюще.
Страх прочертил ледяными пальцами линии на моей спине, когда поняла, к какой двери меня тянуло. Я умерла в этой комнате. Если войду внутрь, то смогу освежить потерянные воспоминания. Но столкнувшись с такой возможностью, заколебалась. Некоторые вещи лучше оставить в земле, а другие нужно выкопать снова, как бы больно это ни было. Что в данном случае?
В ворохе моих колебаний на поверхность поднялась простая мысль: я нужна Вайяту. Мне нужно сделать всё, что в моих силах, чтобы его спасти. Он вернул меня, отказался от своей свободной воли, чтобы я могла рассказать ему, что произошло в той комнате. Не войдя, я подведу его, сделаю его жертву напрасной. Нет.
— Я должна войти, — проговорила я, больше для себя, чем для Айлин. — Мне нужно это увидеть.
Она отступила на шаг. Я повернула медную ручку. Та не издала ни звука. Дверь со скрипом отворилась. Теплый, влажный воздух выползал наружу, принося с собой тяжелый запах смерти. Металлический, сладкий и густой, он казался физическим существом, заставившим меня отступить. Я отпустила ручку, но дверь продолжала раскачиваться в чернильной темноте.
Внутри пальцами нащупала выключатель. Тусклый яркий свет единственной голой лампы залил комнату. Засохшая кровь запятнала каждую поверхность. Стены комнаты, обшитые деревянными панелями, были едва ли больше шкафа для одежды, и на них виднелись беспорядочные брызги и полосы, без каких-либо заметных рассеивающих узоров. На цементном полу лежал грязный и рваный матрас. К стене над одним концом матраса были привинчены две цепи, каждая заканчивалась парой незапертых наручников. На полу у противоположного конца матраса лежали ржавые кандалы, словно из фильма про рабство.
Это и был источник запаха, страха и ощущения смерти. Моя смерть. Моя кровь.
— О боже.
Дерьмо.
— Алекс, не входи сюда.