Три дня и вся жизнь

Он задумался, следует ли предупредить отца. Это не имело никакого смысла, родители развелись сто лет назад. Отец почувствует себя обязанным приехать, чтобы быть вместе с сыном, что будет фальшиво, или откажется, потому что вот уже больше двадцати лет эта женщина ему никто. У Антуана нет никого, кроме Лоры. С ума сойти, как жизнь свела к минимуму его окружение.

Со вчерашнего дня состояние госпожи Куртен ни капельки не изменилось.

Антуан просмотрел диаграммы, кривые, машинально проверил назначения и показания приборов. После чего, исчерпав все увертки, снова сел у изголовья материнской постели.

Одна забота сменилась другой.

Только теперь, в тишине палаты и благодаря вынужденному бездействию, он осознал, что находится всего в нескольких километрах от Боваля.

Невозможно предсказать, каким образом закончится эта история. Умрет ли госпожа Куртен? Обнаружат ли наконец труп Реми? И если это случится, то до или после ухода госпожи Куртен? Изнуряло Антуана не чувство вины и не страх быть арестованным, а ожидание. Неопределенность. Ощущение, что, пока он не уедет подальше отсюда, все может случиться, что его жизнь в несколько секунд может быть разрушена. Теперь это дело лишь нескольких месяцев. Как в основных гонках, последние километры казались ему самыми трудными.

После полудня появился доктор Дьелафуа, как обычно сдержанный и неприметный. Он всегда выглядел так, будто перепутал комнату и выйдет, как только поймет свою ошибку. Именно это он и собирался сделать, увидев в палате Антуана. Ему удалось скрыть свое замешательство, но с секундным опозданием, которое часто выдает людей, оказавшихся в неожиданной ситуации.

Антуан не видел его много лет. Доктор сильно постарел, но лицо его, теперь пергаментное, осталось таким же, каким было всегда, невозмутимым, непроницаемым. Придерживался ли он по-прежнему своего уединенного и таинственного образа жизни, делал ли по воскресеньям, надев поношенный спортивный костюм, уборку у себя в кабинете?

Мужчины обменялись рукопожатиями и сели рядом с кроватью, чтобы понаблюдать за госпожой Куртен, но вскоре поняли, что их молчание напоминает бдение над покойником.

– Вы на каком курсе? – спросил доктор.

– На последнем…

– Ах, уже…

Голос доктора Дьелафуа вернул Антуана в те далекие мгновения, на много лет назад. «Если бы я тебя госпитализировал… все сложилось бы по-другому, ты понимаешь…»

Это правда. Если бы в тот день Антуан был госпитализирован после попытки самоубийства, началось бы следствие, его бы допрашивали, он бы признался в убийстве Реми, и все для него было бы кончено. Вот от чего его спас доктор.

Что он мог знать? Ничего определенного. Но спустя несколько часов после исчезновения ребенка соседей, когда весь город только и говорил что о трагическом событии, желание двенадцатилетнего мальчика умереть приобрело бы ужасный смысл, выдало бы настоящие угрызения совести.

«Если что-то случится, ты можешь меня попросить, позвонить мне…» – сказал тогда доктор.

Такой день так и не наступил. Странным образом доктор всегда появлялся в тот момент, когда Антуан, как никогда, был близок к катастрофе.

И вот сейчас должно случиться это что-то, о чем доктор Дьелафуа не имеет никакого понятия, потому что скоро труп Реми будет обнаружен.

Антуан посмотрел на белое лицо матери.

Она тоже уловила это что-то, но не захотела идти дальше. Интуиция подсказала ей, что сын связан с этой драмой, она попыталась защитить его от неизвестного, но неизбежного зла, и нагромождение лжи, неведения и недомолвок продержалось больше двенадцати лет.

Теперь Антуан находился в больничной палате с двумя единственными свидетелями своей драмы, двумя взрослыми, которые в то время, каждый по-своему, предпочли промолчать.

Петля затягивалась.

И надо же было, чтобы именно в этот момент по склону холма поднялись грузовики-лесовозы и двинулись в сторону леса Сент-Эсташ, где бульдозеры уже поднимали и выкорчевывали деревья. Останки Реми Дэме наверняка не полностью разбросаны, вдавлены в землю гусеницами тяжелых машин, они появятся внезапно, как статуя Командора, и потребуют, чтобы правосудие наконец восторжествовало и Антуан Куртен был схвачен, арестован, осужден и приговорен.

Госпожа Куртен принялась произносить нечленораздельные звуки.

Сидя по обе стороны кровати, мужчины смотрели на нее, слушали бормотание, в котором не могли не искать смысла, что, по-видимому, было пустой затеей.

– Что вы собираетесь делать дальше? – спросил доктор.

О чем он? Антуан задумался, но потом связал его вопрос с прерванным разговором.

– Э-э-э… поеду в гуманитарную миссию. Я прошел собеседование… Нормально…

Доктор Дьелафуа пребывал в задумчивости.

– А, вы хотите уехать…

Он вдруг поднял голову и пристально посмотрел на Антуана, словно внезапно прозрев:

– Захудалое здесь место, верно?

Антуан хотел возразить.

– Да, да, – продолжал доктор. – Совсем захудалое. Я понимаю, поверьте… Я хочу сказать…