Три дочери Евы

Пери, так и не сумевшая отыскать свободное место, прислонилась к стене. Она не сводила глаз с Азура, который слушал выступавших, подперев подбородок рукой. На лице его светилась загадочная улыбка, каштановые пряди упали на лоб. Однако ему не пришлось долго хранить молчание. Следующий вопрос был адресован ему.

Микрофон взяла девушка из первого ряда. Как только Пери увидела ее безупречно прямую спину и черные блестящие волосы, собранные в хвост, она тотчас узнала Ширин.

– Профессор Азур, как человек свободомыслящий, я постоянно вхожу в противоречие с правилами религии, в которой была воспитана. Надменность так называемых знатоков и мыслителей не вызывает у меня ничего, кроме раздражения. Так же как и банальности, которые твердят все эти имамы, священники и раввины, на самом деле пекущиеся только о собственной выгоде. Простите за откровенность, но все это какой-то гребаный фарс. Ваша книга меня просто перевернула. О самых тонких и сложных вопросах вы говорите ясно и убедительно. Именно вы научили меня понимать других людей, сопереживать им. Скажите, когда вы пишете, вы думаете о том, кто ваши читатели?

Азур склонил голову набок, на лице его появилась улыбка, полная благодарности и участия, но этого Пери не заметила, так как внимание ее отвлекла ярко-голубая рубашка, мелькнувшая совсем рядом. Тот самый парень, который не впускал ее. Она вжалась спиной в стену, однако грозный страж и не думал смотреть в ее сторону. Сжав челюсти, он не сводил откровенно враждебного взгляда со сцены, а точнее, с одного человека на ней – профессора Азура.

Как только Ширин опустилась на свое место, парень тотчас устремился к ней, ловко лавируя через битком набитый зал. Остановившись рядом с Ширин, он наклонился к ней, как будто прося микрофон. Пери не видела, что произошло между ними, она лишь заметила, как напряглась спина Ширин. Выхватив микрофон, парень повернулся к участникам дискуссии и оглушительно заорал:

– У меня вопрос к профессору Азуру!

Лицо Азура помрачнело. Однако он кивнул, приветствуя молодого человека, которого, несомненно, хорошо знал.

– Слушаю вас, Трой.

– Профессор, в одной из своих ранних книг – насколько я помню, она называлась «Долой дуализм!» – вы заявили, что не намерены вступать в дебаты ни с атеистами, ни с теистами. И тем не менее сейчас вы занимаетесь именно этим, если только перед нами не сидит ваш клон. Скажите, что произошло? Вы ошибались тогда или совершаете ошибку сейчас?

Азур улыбнулся, но совсем не такой улыбкой, какой встретил вопрос Ширин. Теперь его лицо выражало лишь холодную уверенность.

– Вы вольны сколько угодно критиковать мои слова, Трой, если только не искажаете их смысл. Я не утверждал, что никогда не буду вступать в дебаты с атеистами и теистами. Я говорил… – Азур выгнул бровь. – Может, у кого-нибудь есть с собой эта книга? Я бы сам не прочь понять, что имел в виду.

По аудитории прокатился смех.

Ведущий протянул ему книгу. Азур быстро нашел нужную страницу.

– Вот здесь! – Прочистив горло – довольно театрально, отметила про себя Пери, он начал читать: – «Основополагающий вопрос о том, существует ли Бог, порождает множество утомительных, бессмысленных и безрезультатных споров, которые остаются таковыми, несмотря на то что в них участвуют умные и образованные люди. Мы слишком часто убеждаемся в том, что и атеисты, и теисты не готовы отказаться от гегемонии Факта. Их кажущееся несогласие повторяется, как надоедливый припев. Подобные словесные баталии, строго говоря, даже не могут называться дебатами, так как их участники, вне зависимости от выражаемой ими точки зрения, заведомо убеждены в незыблемости собственной позиции. Там, где нет вероятности изменений, нет и почвы для реального диалога». – Профессор Азур закрыл книгу, поднял голову и обвел аудиторию взглядом. – Поймите, друзья мои, участие в открытой дискуссии подобно влюбленности. – Голос его был невозмутим, жесты – спокойными и выразительными. – Когда она подойдет к концу, все ее участники должны стать другими людьми. И если вы не готовы измениться, значит вы не готовы к философским спорам. Я утверждал это в прошлом и утверждаю это теперь.

Аудитория взорвалась аплодисментами.

– Боюсь, мы уже превысили лимит времени, – провозгласил ведущий. – Еще один, последний вопрос, и мы завершаем.

Поднялся пожилой мужчина.

– Могу я спросить уважаемых участников, и верующих, и неверующих, есть ли у них любимое стихотворение о Боге?

По залу прошел оживленный гул.

– На разных этапах жизни мне нравились разные стихи, – заявил первый профессор. – Но сейчас мне вспомнились строки из «Прометея» лорда Байрона.