Три эффекта бабочки

– Я, к сожалению, привязался к твоим детям. Ты видела, что мы быстро нашли общий язык. Мне нравится Юля за ее ум и желание познавать новое. Денис – живой и жизнерадостный мальчик, который может стать кем захочет. Но своим воспитанием и раздутым перфекционизмом ты уродуешь и подавляешь своих детей. Мне жаль их очень. И мне кажется, что, оставляя их, я их предаю, как предал когда-то своих, – Андрей тяжело вздохнул и какое-то время сидел молча, гладя куда-то поверх Олиной головы. Затем опять перевел взгляд на Скворцову и задумчиво добавил: – Вы, сударыня, все и всех хотите держать под контролем и забываете, что я и ваши дети рождены свободными. Мы имеем право жить так как хотим. Ты, Оля, сама не живешь нормально и другим не даешь. Ты душишь всех в своих объятиях, считая, что так проявляешь свою любовь. Но это не объятия, это мощные тиски, которые не дают дышать. Вот и твой первый муж сбежал от тебя при первой же возможности и теперь счастлив. И я уверен, что Дениска и Юля покинут тебя, как только смогут. И ты останешься совсем одна. Мне жаль, что я разочаровал тебя. Но подумай, кто из нас монстр? Ты или я? Думаю, ответ очевиден. Я.

Михайло резко хлопнул руками по коленям и поднялся.

– Прощай, Оля. Надеюсь, что мы больше никогда не увидимся. Поупивайся жалостью к себе. Ты это любишь. Но не долго. Жизнь коротка и не стоит разменивать ее на всякую ерунду. Пока.

Михайлов быстрым шагом покинул кухню. Когда громко хлопнула входная дверь, Скворцова вздрогнула, как от удара. Ей казалось, что она превратилась в глыбу льда. Только в голове пульсировала одна мысль: «Все кончено. С судьбой бороться бессмысленно. Все кончено».

Эпилог

Ольга Николаевна Скворцова возвращалась домой. Она устала и хотела поскорее оказаться в спасительной тиши и теплоте своего дома. Сегодня у них в школе случился маленький сабантуй. Спонтанная пирушка в честь пятидесятилетнего юбилея директрисы была шумной и даже веселой. Все коллеги были в приподнятом настроении и не скупились на комплименты. Скворцова после первого же бокала шампанского захмелела и невольно втянулась в фальшивый хор учителей, которые в сущности недолюбливали вздорную и властную руководительницу.

Идя домой, Оля не чувствовала ничего кроме раздражения от бездарно проведенного времени. За эти несколько часов можно было убрать в квартире, погладить или сделать еще что-нибудь полезное, тем более, что детей не было дома. Еще вчера Скворцов забрал их к себе на несколько дней. Все же до конца зимних каникул осталось еще три дня, и дети настояли на том, что хотят провести их с отцом и бабушкой.

Три дня тишины и покоя. Впрочем, можно ничего не делать, а просто поваляться с каким-нибудь женским романом на диване и окунуться в чужую жизнь с нешуточными страстями, любовными утехами и прочей мутью, которых полным-полно в подобного рода литературе.

Как ни странно, ей больше не снятся те красочные и фантастические сны. Она вообще не видит снов, будто кто-то выключил телевизор и захватывающие ночные сериалы больше не будоражат ее воображение.

Опустив голову и глядя себе под ноги, Оля шла по плохо прочищенной дорожке парка. Вокруг было очень тихо. Только легкий хруст снега под ее ногами нарушал эту мягкую и сонную тишину. Неожиданно пошел снег. Белый, пушистый. Оля вытянула руку и подставила ладонь большим, невесомым снежинкам, пытаясь рассмотреть их замысловатые узоры. Но ледяные хрусталики быстро таяли на мягкой коже перчатки.

Оля недовольно встряхнула рукой и повернула голову в сторону дома. На хорошо знакомой ей скамейке сгорбившись сидел мужчина. Оля почувствовала, как в груди бешено заколотилось сердце. Нет, не может быть! Скворцова ускорила шаг и поравнялась с мужчиной. Он был одет в куртку, сильно потертую на швах и отворотах рукавов. Из-за пятен неопределенного цвета, определить изначальную расцветку куртки было невозможно. Хлипкая вязаная шапочка не могла защитить голову мужчины от холода. Заостренный нос, многодневная щетина, безжизненный пустые глаза и отталкивающий приторно-кислый запах исходящий от субъекта, красноречиво указывали на его положение изгоя и парии. Небольшая грязная дорожная сумка стояла у ног, обутых в стоптанные ботинки без шнурков. Поза бомжа говорила о страшной усталости, невыносимом одиночестве и беспросветной безысходности.

Оля брезгливо скривила губы и облегченно выдохнула. Это не он.

Скворцова невольно приостановилась, словно хотела о чем-то спросить бедолагу. Но… нет! Она не наступит на те же грабли во второй раз. Она живет и будет жить только по своим правилам, как когда-то заметил Михайлов. И если ее удел влачить жалкое существование обыкновенной училки в затхлом и сером мире обыденности, то так тому и быть. Плевать против ветра себе дороже, а настоящие искренние чувства, любовь и страсть пусть достаются другим. Может быть в другой жизни она будет по-настоящему любимой и желанной, но не здесь и не сейчас.