Три факта об Элси

– Я не очень знаю, кто я, Саймон. И не знаю, откуда начинать себя искать. – Мисс Амброуз вглядывалась в себя, состоявшую из строчек букв. – Раньше я четко знала, чего хочу, а теперь даже не знаю, что представляет собой мисс Амброуз.

Саймон некоторое время молчал, снимая пушинку с рукава. Когда он ответил, его голос звучал совсем тихо:

– Мой дед часто говорил…

На этом он замолчал.

– Что? Что там часто говорил ваш дед?

Саймон кашлянул:

– Мой дед часто повторял: то, кто ты есть, и есть твой вклад в этот мир.

Мисс Амброуз нахмурилась, глядя в экран.

Она по-прежнему сидела насупившись, когда Саймон снова кашлянул.

– Все-таки насчет вот этого. – Он указал на записную книжку. – Как вы считаете, что мне делать?

– А что подсказывает вам… – она мгновение поколебалась, – ваше сердце, Саймон? Как вам кажется, что происходит?

Саймон глубоко вздохнул:

– Мне кажется, Флоренс здорово напугана. Она подолгу сидит на скамейках во дворе, ходит бледная как полотно, даже перестала спорить со всеми и каждым.

– Старики часто пугаются. Мы это на курсах проходили.

– Я не заканчивал курсов, мисс Амброуз, но даже я вижу, что она смертельно чего-то боится. – Саймон говорил очень тихо, что было совсем не в его характере.

Мисс Амброуз вздохнула:

– Вы же знаете, у нее испытательный срок.

– А что плохого она сделала? – удивился Саймон.

– Это фигура речи. Я дала ей месяц доказать, что ей еще рано в «Зеленый берег». Прошло больше недели, и все, что я вижу, лишний раз доказывает, что состояние Флоренс ухудшается.

Саймон смотрел в пол.

Мисс Амброуз ждала, но он не поднял на нее глаз.

20:15

В комнате пахло рыбой.

Пятница – рыбный день. Нам дают пикшу. По четвергам обычно бывает паста, а по субботам каждый раз приходится гадать. Запах впитывается в стены и свешивается с портьер. Принюхавшись, можно понять, какой сегодня день. Даже от ковра пахнет рыбой. Кажется, запах усилился, пока я здесь лежу, или мне просто не о чем больше думать, вот мой нос и начал принимать решения за меня.

Не то чтобы я голодна, хотя пора и проголодаться. В этом я виню Би-би-си. Нужно написать письмо, этим с Би-би-си, и я уже твердо решила такое письмо отправить. Что это такое – программы о еде всякий раз, как ни включишь телевизор! Кормишь глаза таким обилием пищи, что желудок, разумеется, теряет интерес. Би-би-си, вообще-то, общественный телеканал, а в восемьдесят лет от аппетита и так мало что остается. Я об этом читала в журнале. Мисс Амброуз обещала дать мне адрес. Не ниже генерального директора, решительно потребовала я, не желаю терять время на секретарш! Вот, до сих пор жду. Элси сказала, чтобы я себя не накручивала, даже если не получу ответа, но ведь они общественный телеканал, а я – общественность, значит, это их обязанность! Я бы смолчала, но ведь я даже не люблю телевизор, включаю его только ради фона в пустой квартире!

Если бы я не выключила телевизор до того, как свалилась, может, они бы и заметили. В «Вишневом дереве» не принято шуметь после десяти вечера; кто-нибудь зашел бы посмотреть, чем это я занимаюсь. За окном тихо, доносится только шум машин, хотя мне кажется, что я различаю музыку. Должно быть, мой слух шутит со мной шутки. Время не может быть таким уж поздним, хотя часы далеко – не разглядеть. Все, что мне остается, – слушать тиканье. Оно успокаивает и ободряет. Оно говорит, что на самом деле ничто не меняется.

«Слушай часы, – сказала бы Элси, – и не накручивай себя, Флоренс. Скоро кто-нибудь придет».

Элси всегда знает, что сказать. Она умеет найти нужные слова, чтобы мне стало легче.

Может, меня найдет мисс Амброуз. Может, она придет на нашу еженедельную беседу на день раньше и забеспокоится, когда я не подойду к двери. Она постучит погромче, чтобы перекрыть шум шоссе, и в ожидании ответа будет посматривать на проезжающие машины. В конце концов она решит открыть дверь своим ключом и в спешке выронит ключи на пол. Зайдя в квартиру, она спросит: «Флоренс, чем это вы занимаетесь?»

А я ее сразу и успокою: «Не волнуйтесь из-за меня, мисс Амброуз, я всего лишь немного упала, а так я в полном порядке».

Она будет держать меня за руку, пока мы будем ждать «Скорую», и поглядывать в окно, не показались ли синие мигалки.

«Надеюсь, вы не занимались опять уборкой, Флоренс? Уборка – это наше дело».

А я наябедничаю о мусоре под тумбочкой. Она улыбнется, глядя на меня сверху вниз, и скажет, как все разволнуются, узнав, что случилось. А я улыбнусь в ответ и скажу, что приятно, когда о тебе беспокоятся.

Несмотря на занятость, она поедет со мной в больницу: «Важнее вас ничего нет, Флоренс. Все остальное может подождать».