Три гроба

— Человек, которого мы ищем, не оставил следов на тротуаре и ступеньках крыльца, потому что не ходил ни там, ни там — после того, как снегопад прекратился. Он все время находился в доме, либо будучи его обитателем, либо — что более вероятно — прячась там после того, как ранее воспользовался ключом от парадной двери. Это объясняет все несоответствия в показаниях свидетелей. В нужное время он облачился в маскарадный костюм, вышел через парадную дверь на подметенное крыльцо и позвонил в звонок. Это объясняет, откуда он знал, что мисс Гримо и мистер Мэнген находятся в гостиной, несмотря на шторы, — он просто видел, как они туда вошли. Наконец, это объясняет, каким образом он смог войти снова после того, как входную дверь захлопнули у него перед носом и велели ему ждать на крыльце, — у него был ключ.

Доктор Фелл медленно кивал, бормоча себе под нос.

— Хмф, да, — сказал он, скрестив руки на груди. — Но зачем даже слегка чокнутому субъекту проделывать столь изощренный фокус-покус? Если он проживает в этом доме, то еще куда ни шло, — он хотел, чтобы визитера сочли посторонним. Но если он действительно явился снаружи, зачем было рисковать, прячась в доме задолго до того, как он был готов действовать? Почему не прийти в нужное время?

— Во-первых, — ответил Хэдли, методично загибая пальцы, — он должен был выяснить, где находятся обитатели дома, чтобы ему не помешали. Во-вторых — что более важно, — он хотел добавить завершающие штрихи к трюку с исчезновением, не оставив следов на снегу. Трюк этот был самым главным для… скажем, для чокнутого братца Анри. Поэтому он вошел во время снегопада и ждал, когда снег прекратится.

— Кто такой братец Анри? — резко осведомилась Розетт.

— Это всего лишь прозвище, дорогая моя, — вежливо отозвался доктор Фелл. — Я говорил вам, что вы его не знаете… А теперь, Хэдли, я вынужден возразить вам. Мы так легко говорим о начале и прекращении снегопада, словно его можно регулировать как водопроводный кран. Но каким образом убийца мог определить, когда снегопад начнется или прекратится? Едва ли он думал: «Ага! В субботу вечером я совершу преступление. Думаю, снег пойдет ровно в пять часов и прекратится в половине десятого. Это даст мне время войти в дом и приготовить мой трюк к концу снегопада». У вашего объяснения больше препятствий, чем у вашей проблемы. Куда легче поверить, что человек прошел по снегу, не оставив следов, чем что он точно знал, когда будет снег, чтобы пройти по нему.

Суперинтендент был раздосадован:

— Я пытаюсь добраться до сути дела. Но если вы возражаете… Неужели вам не ясно, что это объясняет последнюю проблему?

— Какую?

— Наш друг Мэнген говорит, что посетитель угрожал нанести визит в десять, а миссис Дюмон и Миллс — что в половине десятого… Погодите! — остановил он Мэнгена. — Лжет ли кто-то из них? Во-первых, какая может существовать причина, чтобы впоследствии лгать о времени, когда угрожал прийти посетитель? Во-вторых, если один говорит о десяти часах, а другие — о половине одиннадцатого, значит, кто-то из них, виновен он или нет, должен был знать заранее о времени визита. И кто же оказался нрав?

— Никто, — сказал Мэнген. — Визитер явился без четверти десять.

— Да. Это признак того, что никто не лгал и что визитер назвал время прихода не точно, а приблизительно — от половины десятого до десяти. А Гримо, хотя и старался изо всех сил притворяться, будто угроза его не напугала, тем не менее упомянул обе цифры, дабы обеспечить присутствие всех. Моя жена делает то же самое, приглашая на игру в бридж… Но почему братец Анри не мог назвать точное время? Потому что, как сказал Фелл, он не мог регулировать выпадение снега, как мы регулируем поток воды в кране. Он мог рискнуть, рассчитывая, что этим вечером, как и несколькими предыдущими вечерами, будет снегопад, но должен был ждать хоть до полуночи, пока снег не прекратится. Но ему не пришлось ожидать долго — снегопад закончился в половине десятого. После этого он действовал, как действовал бы любой маньяк, — подождал пятнадцать минут, чтобы потом не было споров, и позвонил в дверь.

Доктор Фелл открыл рот, собираясь заговорить, но посмотрел на напряженные лица Розетт и Мэнгена и промолчал.

— Итак, — продолжал Хэдли, расправив плечи, — я доказал вам обоим, что верю всему, что вы рассказали, потому что мне нужна ваша помощь… Человек, которого мы ищем, не просто знакомый. Он знает этот дом сверху донизу — комнаты, распорядок, привычки обитателей. Он знает ваши фразы и прозвища. Он знает, как мистер Петтис обращается не только к Гримо, но и к вам, следовательно, не может быть случайным деловым знакомым профессора, которого вы никогда не видели. Поэтому я хочу знать все обо всех, кто часто посещает этот дом и кто достаточно близок к доктору Гримо, чтобы соответствовать описанию.

Розетт вздрогнула:

— Вы думаете, что кто-то из… О, это невозможно! Нет, нет, нет! — Это прозвучало своеобразным эхом голоса ее матери.

— Почему вы так говорите? — резко спросил Хэдли. — Вы знаете, кто стрелял в вашего отца?

— Конечно нет!

— Или подозреваете?