Три куля черных сухарей

Только когда уже пришли с работы вербованные, в доме повеселело: комнаты наполнились гамом, шумом — хлопали двери, без передыху звенел рукомойник, плескалась в тазике вода, запела Валентинова мандолина — «Встань, казачка молодая, у плетня…», — и от этой суеты вся жуть мигом куда-то улетучилась из дома, будто ее и не было. И только на лицах хозяев все еще оставалась какая-то тревога, робость, пришибленность, что не могло не броситься в глаза наблюдательному Разумовскому.

Вошел в комнату, оглядел притихших хозяев, спросил осторожно у матери:

— Что-нибудь случилось, Павловна? Кто-нибудь умер?

— Да нет, бог миловал… — сказала мать, освобождаясь от страшных мыслей. — Церкву закрывать хотят.

— Ну и что? Разве вы верующая?

— Я христианка, — ответила мать. — Как же… Крещеная…

— Но в церковь-то, по-моему, вы не очень ходили?.. Чего ж так убиваться?

— Кажуть — это свету конец уже будет.

— А-а-а!.. — протянул Разумовский, задрав голову кверху. — Это дело серьезное! Надо готовиться. — И пошел к своей койке.

Мать удивленно смотрела ему вслед — всерьез он или шутит? Грицко копался в своем кованом сундуке, прекратил занятие, повернул медленно голову и тоже стал смотреть на Разумовского. Валентин приглушил мандолину — накрыл струны ладонью.

— Да все это ерунда! Поповские сказки! «Свету конец… Свету конец»… Никогда этого не будет. — Отряхнув руки над тазиком, Аркадий потянулся к полотенцу.

— И на какой день он назначен? — спросил Разумовский, не оборачиваясь.

— Вы шутите? — спросила мать.

— Нет, — сказал он.

Грицко принялся складывать вытащенные вещи обратно в сундук.

— Да шутит он! — улыбнулся Аркадий. — Разумовский, не пугай людей.

— А ты смелый? Не боишься? — спросил у него Разумовский. — Не веришь в конец света?

— Не верю, — твердо сказал Аркадий.

— Какой же ты диалектик? Ведь было начало, значит, должен быть и конец? Так ведь?

Мать подошла поближе, слушала Разумовского — разговор, похоже, был серьезный. Заинтересовался и Васька, облокотился на спинку Валентиновой койки, смотрел на рыжего.

— Нет, не так, — не согласился Аркадий.

— А как же?

— Не было никакого начала и конца не будет. Мир бесконечен, жизнь вечна, — отрапортовал Аркадий и уверенно посмотрел на окружающих.

— Догматик! Это противно природе! Все имеет свое начало и свой конец, — поднял палец Разумовский. — Вот истина! Так во всем: в большом и в малом, в атоме и в космосе.

— Идеалистическая философия! — отмахнулся Аркадий.

— Нет, дорогой мой, самая настоящая материалистическая! Разве ты не наблюдаешь это каждый день, каждый час, каждый миг вокруг себя?

— Да, наблюдаю. Одно умирает, другое нарождается, — не сдавался Аркадий. — И жизнь, таким образом, не прекращается, ее цепочка тянется бесконечно.

— Ах, вот в каком смысле!

— Именно, — победно произнес Аркадий.

— Но ты же веришь, что когда-то на Земле не было жизни?

— Да…

— Значит, когда-то было ее начало?

— На Земле — да…

— А на других планетах, значит, все по-другому? Но ладно. Поговорим о Земле, а не о космосе. Будет существовать материя, будут существовать и различные формы ее бытия: камень, железо, живые организмы… Исчезнет жизнь на Земле, возродится где-то на другой планете. Но в какой форме — мы этого не знаем. Так или не так?

— Да… — осторожно согласился Аркадий.

— Значит, все-таки будет конец света? — уточнила мать.

— Будет! — твердо сказал Разумовский.

— Ну вот, опять ты за свое! — развел руками Аркадий.

— Будет! Только не такой, каким он рисуется в церковных писаниях. И ты, Грицю, не собирай чемодан — все равно не успеешь удрать домой. Да и зачем? — Разумовский пожал плечами. — Если это случится, все равно не спасешься.

— Какой же будет конец света? — не вытерпел Васька.

— Он будет, юный мой друг, — обратился Разумовский к Ваське, — только как катастрофа. Взрыв Земли, например…

— Взрыв! — покачал головой Аркадий. — Что она — пороховая бочка?

— Думаю, еще похлеще, — ответил ему Разумовский. — Ты видел вулканы? Нет. А я видел. Откуда такая сила? Она выбрасывает камни величиной с дом, а кратер — в диаметре несколько километров! И может внутри Земли скопиться такая сила, что разлетится наша матушка на кусочки. Это один вариант, — Разумовский загнул мизинец. — Второй — космическая катастрофа. Земля может столкнуться с каким-нибудь блуждающим телом.

— Вроде Тунгусского метеорита? — подсказал Аркадий.

— Правильно, Аркаша! Ты начинаешь мне помогать, значит, моя мысль дошла и до тебя. Будь этот метеорит в тысячу раз крупнее, наверное, уже была бы катастрофа. Третий вариант — может погаснуть Солнце. Оно ведь тоже не вечно. И тепло в нем не бесконечно. Сколько оно энергии затрачивает ежедневно, а пополнения нет.

— Ну, до Солнца далеко! — отмахнулся Аркадий.

— А я что, предрекаю это на завтра, что ли? — обиделся Разумовский. — Я просто в силу своего понятия перечисляю возможные варианты конца.

— Так можно предположить, что и Луна упадет на Землю?

— Можно, — сказал Разумовский. — Почему же нельзя? А ты знаешь, что было время, когда не было Луны?

— Как так?