— А вот так — не было. Предполагают. Однажды появилось блуждающее космическое тело. Пролетая на близком расстоянии от Земли, оно не упало на нее, так как было на достаточно далеком расстоянии, но и не смогло улететь, так как было все-таки очень близко к Земле и земное притяжение уже сильно действовало на него. Это тело превратилось в спутник Земли. На Землю это оказало сильное воздействие: на Земле была катастрофа. Луна тоже имеет солидную массу, и под воздействием лунного притяжения на Земле началась страшная буря, воды вспучились, ринулись навстречу Луне: моря и океаны стали перемещаться — затапливать одни земли и освобождать другие. И только постепенно все успокоилось, но приливы и отливы, связанные с лунным притяжением, остались до сих пор. Так погибла древнейшая цивилизация Атлантида, а мы живем на земле, которая когда-то была морским дном.
— Сказка, — сказал Аркадий.
— Гипотеза, — уточнил Разумовский.
— Всемирный потоп был, — подсказала мать.
— Да, похоже, что это был именно он. Но о том, что на Земле была какая-то катастрофа, связанная с потопом, — об этом уже писали ученые.
Разговор этот длился до поздней ночи, и когда мать позвала Ваську спать, он с неохотой оторвался от Валентиновой койки, на спинке которой все время «висел», вздохнул тяжело, поплелся на свою постель.
— Вот, черт рыжий, откуда он все это знает? — удивился Васька вслух.
— Ты почему ругаешься? — возмутилась мать. — Ишь ты!.. Гляди у меня! Волю какую взял!
— Нет, правда?..
— Книжки читать надо, а не клубиться по вечерам в своем клубе, и ты будешь знать не меньше. А то только и научился — чертыхаться.
Долго в ту ночь не мог уснуть Васька, взбудораженный мозг его работал, как раскочегаренная топка, и витал Васька мысленно где-то далеко-далеко от Земли — в космосе, на других планетах, в других мирах. «Дурак, не спросил у рыжего, есть ли жизнь на других планетах, — упрекнул себя Васька, но тут же и ответил сам себе: — А чего спрашивать? И без него известно — есть. В книжке «Аэлита» об этом точно написано…»
В последние перед летними каникулами дни учеба давалась с трудом: в школу идти не хотелось, сидеть дома и корпеть над учебниками — тем более. Время на уроках тянулось томительно долго, зато перемены казались минутными, и звонок обычно надрывался до хрипоты, прежде чем собирал учеников на очередной урок. В этот же день, как ни голосил он, как ни надрывался, с большой перемены в классы никто не вернулся. А началось еще до перемены. Первым все обнаружил Никита Гурин. Случайно выглянув в окно, он увидел возле церкви толпу, какой не было, наверное, и на пасху. Никита толкнул Ваську.
— Смотри, что там делается! — сказал он сначала шепотом, а потом не выдержал и закричал во весь голос: — Смотрите, смотрите, полез!
Все вскочили с мест, бросились к окнам и увидели, как по голубому куполу церкви ползет вверх маленький, словно муха, человечек.
Человечек полз и наконец добрался до золотого креста, схватился за него и помахал стоящим внизу свободной рукой. Крест снизу казался не больше лопаты, человечек же с высоты выглядел совсем крохотным лилипутиком.
— Ой, какой маленький! — провизжал кто-то из девчонок.
— Это Сантуй, — сказал Никита. — За четверть водки согласился крест сбить.
— Ты откуда знаешь? — удивился Васька.
— Папка говорил. Он за водку куда хочешь полезет.
Урок, конечно, был сорван, и, как только прозвенел звонок, все ринулись к дверям, а Васька с Никитой махнули прямо в окно и через минуту были уже возле церкви. Протиснувшись сквозь толпу в первые ряды и задрав головы, они стали смотреть вверх.
— Рубит… — прошептал Васька Никите на ухо.
— Крест железный, топором не возьмешь… Наверное, ножовкой по металлу пилит.
Толпа стояла молча, угрюмо, все взоры были устремлены на макушку купола, где у подножия креста копошился Сантуй — сопливый и грязный мужичонка, окончательно спившийся и потому брошенный женой и детьми. Жил он один в хате-завалюхе, пробавляясь случайными заработками…
Сантуй копался у креста долго, его голова то поднималась, то опускалась, и уже в толпе загомонили — не совладать, мол, Сантую с крестом, как вдруг крест накренился. И в тот же миг закричала истошно какая-то старуха:
— Люди добрые, православные христиане, ратуйте! Ратуйте! Пришел анчихрист храмы божии рушить, свету конец… Поглядите — солнце почернело…
И все мигом отвернулись от креста, стали смотреть на солнце. Васька тоже взглянул на солнце — яркое, оно ослепило ему глаза, вышибло слезы, и перед глазами замельтешили синие круги, будто и в самом деле солнце потемнело.
А старуха не унималась, кричала. Ей стали помогать другие, и через минуту уже стоял над площадью сплошной бабий, надрывающий душу вой — обреченно-жуткий, безысходный, будто и впрямь пришел свету конец.
Вой все нарастал, и где-то на самой жуткой вершине его старухи ринулись к ограде. Но в этот момент крест снова качнулся и накренился еще больше. Старухи на минуту остановились, стали креститься, а крест тем временем рухнул и полетел, кувыркаясь, вниз.
Бабий вой с новой силой взметнулся над площадью.