Три любви Фёдора Бжостека, или Когда заказана любовь

Как-то в выходные с последующими праздничными днями полетела она на экскурсию в Ленинград и в самолёте познакомилась с мужчиной, который оказался, во-первых, летевшим в гордом одиночестве, во-вторых, на соседнем с ней сидении и, в-третьих, читающим газету. Конечно, в её поле зрения он попал в первую очередь, ибо в её положении упускать из виду вообще никого из представителей мужского пола нельзя было. Сосед оказался чуть ниже её ростом, крепкого сложения и по возрасту старше лет на пять. – Ничего страшного – как бы слишком забегая вперёд, подумала Света. И так как обручального кольца на руке замечено не было, хотя это ни о чём не свидетельствовало, какой-то шанс на возможную результативность знакомства потенциально существовал.

– Как вы думаете, на какой высоте мы сейчас летим? – спросила Света, глядя в иллюминатор, из которого и так ничего не было видно, а от гула, стоящего в салоне, ещё ничего и не слышно. В те годы самолёт был не только средством передвижения, но ещё и объектом повышенного внимания, своего рода аттракционом, на котором летали тогда ещё немногие. Поэтому, находясь на его борту, пассажиры очень активно интересовались его внутренним устройством, скоростью полёта, внешним видом стюардесс и, между прочим, друг другом, так как считалось, что в самолёте летает, в основном, элита общества. Он отвлёкся от газеты, но показал, что ничего не слышит. Пришлось вопрос повторить, наклонившись к его уху.

– Я не просто думаю, я знаю. Полётная высота у нас с Вами будет 10 тысяч метров, а сейчас где-то порядка 8-ми тысяч.

Два слова из услышанной фразы «у нас с вами» приятным елеем разлились по сердцу Светы и явились авансом на результат.

– Вы так уверенно об этом сказали, как будто Вы лётчик.

– В определённом смысле, да.

– О, это уже становится интересно. А можно поподробнее?

– Отчего же нельзя, можно, конечно. Я работаю в ленинградском авиационном предприятии, правда, работа у меня больше связана с техническим обслуживанием авиатехники, а не с управлением ею. Поэтому я в основном занимаюсь самолётами, когда они стоят на земле, ну и, конечно, после того, как с ними что-то вдруг случится в воздухе.

– И часто это что-то случается?

– Вы извините, в полёте как-то не принято говорить об этом, – плохая примета – поэтому я лучше промолчу. К тому же, мы с Вами ещё вроде не знакомы. Меня зовут Фёдор. А Вас?

Света представилась, отметив про себя, что имя, конечно, немного деревенское, хотя и её тоже не «суперстар».

– А чем Вы занимаетесь, если не секрет?

Это был существенный шаг вперёд в их начавшемся знакомстве и она, сдерживая свою эмоциональность и не очень сильно хлопоча глазками, постаралась, как можно короче изложить свою и без того короткую ещё биографию. Основной акцент сделан был, естественно, на то, что она закончила московский вуз и что она теперь жительница столицы. Что у неё есть хобби – это было очень модно в 70-е годы – правда, не сказала, какое, потому что кроме сочинительства плохих стихов, хождения на концерты и коллекционирования мужчин, что оставалось её сугубо личным делом, ничего больше в жизни у неё и не было. Правда, в описываемый отрезок времени формулировку «коллекционирование мужчин» следовало бы заменить на «коллекционирование знакомств с мужчинами», что являлось существенной разницей. Не забыла она так же упомянуть о том, что по гороскопу она Рыба, чем ввела Фёдора в некоторое недоумение, потому что в те годы мало кто знал, что такое гороскоп и кто такая в нём Рыба – увлечение такого рода было столичной новинкой.

– Вот ходили недавно с подругами на концерт английского певца Роберта Янга – удовольствие неописуемое. Он пел с оркестром, естественно, как бог, а в середине отделения выпустил на сцену композитора, который сочиняет для него песни. Им оказался польский композитор – так и объявили – Ежи Петербурский. Вышел на сцену такой старичок, лысый совсем, с гитарой в руках и спел каких-то пару песен то ли на английском, то ли на каком-то другом языке. Ах, да ещё одну на русском, эту, ну, что поёт Клавдия Шульженко – «Синий платочек». Вот эту зал воспринял, как полагается. Петербурский сказал, что он и сочинил её – соврал, наверно.

– А что, не исключено. Эти артисты частенько любят приврать.

– Точно. Вот после этого мы были на концерте Рафаэля, испанского певца, которому аккомпанировал известный ленинградский джаз-оркестр под руководством Иосифа Вайнштейна. Так рассказывали, что он на свой день рождения заказал для музыкантов торт размером с круглый стол и пятьдесят бутылок водки, а сам не то, что водки, сухого вина в рот не взял. А ещё говорили, что он набожный католик, и перед каждым выступлением полчаса молится и его в этот момент нельзя трогать. Тоже, наверно, выдумали.

– Почему выдумали? Вполне возможно, что такое могло быть.