Три любви Марины Мнишек. Свет в темнице

Чем была для Димитрия Русь? Страной отцов, отчизной, но едва ли – родиной души. Русь оставила в его сердце кровавый и страшный след – такой же зловещий, как красная нитка на шее у зарезанного в Угличе Ванятки. Царевич и желал, и боялся возвращения на родину. Гораздо приятнее было лихо отплясывать с панной Марианной мазурку на балах в Самборе. Да так отплясывать, чтобы украшенный самоцветами каблук на польских сапогах «молодого господарчика» блестел и переливался в свете свечей, отбрасывая на паркет веселые огненные искры! Да так, чтобы раскраснелась панна Марина, танцевавшая с ним в паре, и чтобы тайное пожатие ее руки возвестило: нынче ночью, после бала, они снова встретятся в саду, у фонтана, а там – объятия, поцелуи, аромат ее духов, душистый водопад волос и сладкое трепетание девического тела в его объятиях.

Но все это ненадолго, быть может, на несколько мгновений – пока отсутствие ясновельможной панны не заметит кто-то из челяди или сам пан Ежи не обеспокоится. Красивой приманкой для заезжего московита должна быть панна Марина, но боже упаси ей на самом деле влюбиться в сына тирана Ивана! Если Марина сама влюбится – узда, в которой пан Ежи держит «государского сына», ослабнет, а этого никак нельзя допустить! Московит должен без устали ходить вокруг лакомого плода, но нельзя позволить ему вкусить этот плод!

Марина не посвящала отца в их с Димитром тайну. Она никогда не решилась бы сказать грозному пану Ежи о том, что их с принцем связывают отношения Дамы и Рыцаря, что он стал ее Рыцарем уже давно, как и она согласилась стать его Дамой. Она давно уже не приманка, не лакомый, но недоступный плод – они поклялись друг другу в любви, и принц не изменит этой клятве. На добром коне и с саблей в руке, в окружении шляхетного польского воинства, Димитр отправится свергать злодея Годунова, а потом бросит Московию к ногам своей Дамы. И сделает он это ради любви, а не потому, что пан Ежи надежно сплел свою удавку!

Панна Марианна не понимала одного – почему ее Рыцарь не торопится выступить в поход, без устали отплясывает на балах, ведет нескончаемые беседы с паном Ежи, папским посланцем, иезуитом Рангони и князьями Вишневецкими, но день за днем оттягивает свой отъезд в Россию?! Она спросила у Димитра об этом при первой возможности, в дышавшем чудом и тайной благоуханном весеннем саду, около их любимой скамейки.

Принц задумался на мгновение, а потом спросил с горькой усмешкой:

– Панна Мнишек жаждет крови? Прекрасной панне не терпится пролить кровь ляхов и московитов?

Марина вспыхнула от обиды. Как может Рыцарь обвинять Даму в таких вещах? Нет, московскому принцу еще слишком многое нужно узнать и понять, чтобы стать настоящим Рыцарем!

– Я не хочу ничьей крови! – пылко воскликнула она. – Но польские шляхтичи рождаются с саблей в руках и не боятся пролить кровь за правое дело!

– Свою или чужую, панна?

– Неважно, мой принц. К тому же я уверена, что русские города без боя сдадутся своему законному государю! Это будет триумфальный въезд. Вы, мой принц, вступите в Москву в окружении лучших рыцарей польской короны!

– Раньше московские государи по-иному вступали в свою столицу! В окружении русского войска! Не стоит ли нам подождать? Я уповаю на тайные переговоры с боярами. Многие в Боярской думе хотят избавиться от злодея Годунова. Быть может, еще не придется проливать русскую и польскую кровь… Тогда русские не назовут меня предателем, который привел в страну иноземцев. Я взойду на отцовский престол по праву избрания, а не как завоеватель!

Марина не на шутку рассердилась. Разве эти осторожные, почти трусливые речи – речи Рыцаря?! Любой шляхтич, пусть самый малоземельный и нищий, уже закричал бы «До брони!»[35]

и отправился в поход! Неужели у этого московита в жилах вода, а не кровь?!

– Вы прождете всю жизнь, принц! Вам надлежит саблей вернуть себе трон! И отомстить врагам! Вспомните, ваша матушка томится в заточении, ваши родственники и друзья сосланы или убиты, и во снах вам является названый брат!

Щеки Марины пылали. Сейчас она была похожа на деву-воительницу, на Рыцаря в юбке. С детства она ездила верхом и ловко стреляла из лука – как воин-шляхтич! Что-то детское, порывистое, безрассудное было в ее движениях, то, от чего Димитрий отказался уже давно, сразу после Углича, когда ему пришлось быстро и неожиданно повзрослеть. Но Димитрий все равно невольно любовался Мариной. Его собственная, много пережившая, охладевшая душа уже давно утратила детскую восторженность.

– Неужели польские девы тоже рождаются с саблей в руке? – с горькой усмешкой спросил он. – Не волнуйтесь, панна, скоро мы выступим. И там – будь что будет! Подарите мне еще несколько дней счастливого забытья!

– Разве вы не скучаете по родине? – удивилась Марина. – Разве вы не спешите вернуть себе трон предков?