Три меча

Смеялся, радуясь красотам и земным картинам.

На нём была корона вся из белого нефрита,

Светился он на фоне неба красным одеяньем.

Придворные склонились, он смотрел на них сердито,

Как бы порядком недоволен был и их вниманьем.

Двоих друзей увидев, он сказал всем мимоходом:

– «Их не отправили ещё в обычный мир, подлунный» ?!

Спросил Го старика-учителя с его уходом:

– «А почему царь этот у даосов такой юный»?

Ответил тот: «Когда бессмертия кто достигает,

Стаёт святым иль буддой, и рождается ребёнком,

Чувствителен к добру всегда он, и зло забывает,

И видит всё, что в мире происходит нашем, ёмком.

Конфуций был учеником у Бодхисатвы дважды,

Чтоб добрым быть, иметь не нужно никакого средства,

О святости Мэн-цзы как-то сказал друзьям однажды:

«Святой муж – тот, кто сохраняет всю невинность детства».

А царь наш говорит, с него пример все чтобы брали:

«Мне пятьдесят аж тысяч лет исполнится весною,

Но я всегда ребёнок, во мне сердце молодое,

Все, кто младенцем быть хотел, бессмертье получали»».

И после этих слов друзья вдруг дома очутились,

Из странствия вернувшись (как на Небе побывали),

На облаках двух сверху на порог дома спустились,

И вспомнили о том, что в книге только что читали:

«Из эмбриона, жидкости, яйца тело родится,

Из разных трансформаций жизнь рождает свою вечность;

Небес, земли и человека Путь в ней вечно длится,

И также духов путь в ней пролегает в бесконечность».

Примечание

(1. Эмэйшань – гора, где проживают бессмертные даосы и мудрецы.)

Изучение Дао подтолкнуло меня к стихосложению, которым я любил заниматься во время медитации. Мне часто в голову приходили слова из прочитанных мной трудов древнего философа Чжуанцзы, которые, как ничто другое, характеризовали внутреннюю суть даосов и содержание их характера. Под впечатлением их образов и слов Чжуанцзы на меня вдруг накатывала волна возбуждения и приступ доброго отношения к ним, и эти чувства тут же сами складывались в стихотворные строки:

Даос в той древности был справедлив и беспристрастен,

Он жил, как будто ему что-то в жизни не хватало,

В чём внутренне нуждался – его воля исполняла,

Его мир внутренний был совершенен и прекрасен.

Любил он одиночество, людей же не чуждался,

Себя не огораживал стеною отчужденья,

Его лик ясный от радости словно улыбался,

Спокоен был, но двигался всегда по принужденью…

Стихи просто полились из меня рекой, и мне казалось, что я понимаю сущность даоса, так как я сам становился этим даосом, и мог экспромтом сочинить стих на любую тему, что уже само собой говорило о моей принадлежности к этому высокому сообществу. Я декламировал внутри себя эти пришедшие мне в голову стихи, рисуя в моём воображении их лица, выражавшие великую любовь ко всему живому, и со временем начинал понимать, что и сам я похожу на них, и даже имею в себе те же черты, как у них, потому что они всегда были для меня эталоном подражания:

Он знанья временем считал, а тело – наказаньем.

А добродетелью считал согласие с другими,

Когда ж делился с кем-то в разговоре своим знаньем,

Считал то покореньем гор с собратьями своими.

То, что любил, что не любил – было ему едино,