Три мушкетера

Комиссар, который до сих пор склонял голову над своими бумагами, вдруг поднял глаза, желая проверить, кто стоит перед ним. Вид у комиссара был неприветливый - заострённый нос, жёлтые выдающиеся скулы, глаза маленькие, но живые и проницательные. В лице было нечто напоминающее одновременно и куницу и лису. Голова на длинной, подвижной шее, вытягивающейся из-за ворота чёрной судейской мантии, покачивалась, словно голова черепахи, высунувшаяся из панциря.

Комиссар прежде всего осведомился об имени и фамилии г-на Бонасье, о роде занятий и месте его жительства.

Допрашиваемый ответил, что зовут его Жак-Мишель Бонасье, что ему пятьдесят один год, что он бывший владелец галантерейной лавки, ныне оставивший торговлю, и живёт на улице Могильщиков, в доме номер одиннадцать.

Комиссар после этого, вместо продолжения допроса, произнёс длинную речь об опасности, которая грозит маленькому человеку, осмелившемуся сунуться в политику. Кроме того, он пустился в пространное повествование о могуществе и силе г-на кардинала, этого непревзойдённого министра, этого победителя всех прежних министров, являющего блистательный пример для министров будущих, действиям и власти которого никто не может противиться безнаказанно.

По окончании этой части своей речи, вперив ястребиный взгляд в несчастного Бонасье, комиссар предложил ему поразмыслить о своём положении.

Размышления галантерейщика были несложны: он проклинал день и час, когда г-н де Ла Порт вздумал женить его на своей крестнице, и в особенности тот час, когда эта крестница была причислена к бельевой королевы.

Основой характера г-на Бонасье был глубочайший эгоизм в соединении с отчаянной скупостью, приправленной величайшей трусостью. Любовь, испытываемая им к молодой жене, была чувством второстепенным и не могла бороться с врождёнными свойствами, только что перечисленными нами.

Бонасье серьёзно обдумал то, что ему сказали.

- Но, господин комиссар, - заговорил он с полным хладнокровием, - поверьте, что я более чем кто-либо знаю и ценю все достоинства его несравненного высокопреосвященства, который оказывает нам честь управлять нами.

- Неужели? - недоверчиво спросил комиссар. - Но если это действительно так, то как же вы попали в Бастилию?

- Как или, вернее, за что я нахожусь здесь - вот этого я никак не могу сказать вам, ибо мне это и самому неизвестно. Но уж наверное не за поступки, которые могли бы быть неугодны господину кардиналу.

- Но вы должны были совершить какое-нибудь преступление, раз вас обвиняют в государственной измене.

- В государственной измене? - в ужасе вскричал Бонасье. - В государственной измене?.. Да как же несчастный галантерейщик, который не терпит гугенотов и ненавидит испанцев, может быть обвинён в государственной измене? Вы сами подумайте, господин комиссар! Ведь это же совершенно немыслимо!

- Господин Бонасье… - произнёс комиссар, глядя на обвиняемого так, словно его маленькие глазки обладали способностью читать в глубине сердец. - Господин Бонасье, у вас есть жена?

- Да, сударь, - с дрожью ответил галантерейщик, чувствуя, что вот именно сейчас начнутся осложнения. - У меня… у меня была жена.

- Как это - была? Куда же вы её дели, если она у вас была?

- Её похитили у меня, сударь.

- Похитили? - переспросил комиссар. - Вот как!

Бонасье по этому «вот как!» понял, что дело его всё больше запутывается.

- Итак, её похитили, - продолжал комиссар. - Ну, а знаете ли вы, кто именно её похитил?

- Мне кажется, что знаю.

- Кто же это?

- Заметьте, господин комиссар, что я ничего не утверждаю. Я только подозреваю.

- Кого же вы подозреваете? Ну, отвечайте откровенно.

Г-н Бонасье растерялся: следовало ли ему во всём отпираться или всё выложить начистоту? Если он станет отрицать всё, могут предположить, что он знает слишком много и не смеет в этом признаться. Сознаваясь, он докажет свою добрую волю. Он решил поэтому сказать всё.

- Я подозреваю мужчину высокого роста, черноволосого, смуглого, важного на вид, похожего на знатного вельможу. Он несколько раз следовал за нами, как мне показалось, когда я поджидал жену у выхода из Лувра и отводил её домой.

Комиссар как будто несколько встревожился.

- А имя его? - спросил он.

- О, имени его я не знаю. Но, если бы мне пришлось встретиться с ним, я сразу узнал бы его даже среди тысячи других, ручаюсь вам.

Комиссар нахмурился.

- Вы говорите, что узнали бы его среди тысячи других? - переспросил он.

- Я хотел сказать… - пробормотал Бонасье, заметив, что ответил неудачно. - Я хотел сказать…

- Вы ответили, что узнали бы его, - сказал комиссар. - Хорошо. На сегодня достаточно. Необходимо, раньше чем мы продолжим этот разговор, уведомить кое-кого о том, что вам известен похититель вашей жены.

- Но ведь я не говорил вам, что он мне известен! - в отчаянии воскликнул Бонасье. - Я говорил как раз обратное…

- Уведите заключённого! - приказал комиссар, обращаясь к двум стражникам.

- Куда прикажете его отвести? - спросил писарь.

- В камеру.

- В которую?