Три недели в настоящем

А где-то снаружи, вероятно, уже пошла серьёзная работа. Но я, как ни напрягался, её не воспринимал ни визуально, ни акустически. Полная тишина и никаких бликов постороннего света. И машины, и люди замерли, изготовившись к моему захвату. То оживление, что я видел за минуту до прыжка, говорило именно об этом. А как всё здорово сегодня начиналось! Казалось, ещё немного и настанет полный консенсус. Мы вместе с федеральной службой будем делать одно общее дело, избавляя мир от рукотворных несчастий… Но, не вышло. И у меня самого обратного пути уже не было. И сейчас мне нужно было думать уже о своей личной безопасности. Я лишь надеялся, что через пятьдесят минут их активность хоть немного спадёт, и ворота ещё не будут закрыты. Впрочем, я подозревал, что путь в межвременье пропустил бы меня и сквозь ворота. Положение их в пространстве, во времени было неопределённым. Мне, чтобы возвратиться, требовалось теперь эти минуты провести с пользой. Олег же в своей машине, по договорённости с незакрытой пассажирской дверью, будет ждать меня на углу Правобережной и Королёва с половины девятого, до девяти…

В гараже Сергея я сел на заднее сиденье жигулей, и спокойно сказал:

— Я вас надолго не задержу. Всего пара минут… У нас сегодня, как вы знаете, была встреча с полковником Богдановым. Так-то парень он ничего. Даже Профессору понравился… Только всё та же песенка про патриотический долг… Ничего нового.

Про нашу беседу я немножко приврал, чтобы, не растягивая, оправдать своё идеологическое несогласие с полковником.

— А ты, братан, смотри-ка, с этим не согласен что ли? — задал вопрос Петька, который протиснулся в правую дверь и плюхнулся на сиденье справа от меня. Как я предполагал, он готовился придерживать мою правую руку, чтобы я не дай бог, не коснулся бы как-нибудь сканера на своих часах.

Сергей устроился передо мной, на привычном водительском месте, повернувшись ко мне вполоборота. Это было ожидаемо. Но всё равно, обидно. И я сделал вид, что на все их приготовления не обратил никакого внимания.

— Я-то согласен. — как можно более добродушно ответил я. — Просто они в ФСБ не знают, чем хотят вооружить себя. Атомная бомба, по сравнению с этим, детская погремушка! И кроме меня им никто не объяснит, а меня они, к сожалению, не слышат…

То, что произошло после этих моих слов, наверное, казалось моим вчерашним друзьям отчаянным геройством. Сергей как бы невзначай вставил в замок ключ и, будто случайно, моргнул дальним светом. А после повернулся на водительском кресле, ударил, как-то походя кулаком мне по лицу и вцепился в мою левую руку. В это время Фокин ожидаемо навалился на мою правую лапу. Я не сопротивлялся сидел расслабленным. Оба предатели. Не стоило вообще мне сюда соваться! А снаружи наконец-то послышался топот и в гараж стали вваливаться тёмные тени… Потом ворота настежь открылись и свет снаружи ослепил меня. Вбежавшие тут же подменили моих друзей. И я успел им только сказать:

— Вам потом стыдно этого будет!..

Сергей, отходя, пробормотал что-то вроде: «Смотри, чтобы тебе стыдно не было…». Я вздохнул: друзья, называется, были.

В свете фар с улицы появилась и знакомая неуклюжая фигура. Профессор. Надо же, и он здесь! Димка, на меня не глядя, подошёл и стал заниматься с моей левой рукой, которую держали двое. За фигурами я его не видел, но чувствовал знакомые пальчики на коже руки. Вот он засучивает мой рукав. Вот начинает возиться с тряпками. В последнем слое я спрятал свои старые часы со сломанным браслетом, четыре здоровенных металлических шайбы и плоский кругляш, вырезанный из пластиковой банки от сметаны. На ощупь через тряпки всё это выглядело, как мои «котлы». И когда всё это со звоном посыпалось на железный пол гаража, Димка изрёк:

— О о!

Что, наверное, обозначало: «Как же так получилось?». Те двое, кто меня держал слева, тоже очевидно растерялись. Их хватка ослабла. Но знакомый голос из угла их одёрнул:

— Руку не отпускать!

— Добрый вечер, Иннокентий Семёнович! — я не смог удержаться от иронии.

Что ответил мне Вяземский, я уже не слышал. Время присутствия вышло. Подступила тьма. Мои руки, растянутые в стороны, как у Христа, вдруг оказались свободными. Но дыхание перехватило.

За эти четыре секунды, пока длилось темновое возвращение, я вывалился из машины и рванулся к почти свободному выходу. Теней здесь было предостаточно. За воротами гаража тускло светили четыре красные фары. Я рвался прямо к ним, и от этих своих усилий почти заиндевел. Ледяной воздух обжигал кожу лица и рук. Возле выхода на стенке висело достаточно большое и грязное зеркало. И я не смог удержаться, чтобы в него не взглянуть. Я, даже в таком слабом свете, был виден. Правда, каким-то смутным, словно привидение. И с таким же смутным тёмным лимбом вокруг глаз… Жуткое зрелище!