Три ошибки Шерлока Холмса

— Ну, до конца уверенным быть не могу. Но думаю, что без дьявола тут действительно не обошлось. Но этот дьявол, как и Баскервильский пёс, был облечён во плоть. И если это так, то в какой-то мере я уже отомстил за тебя — я прервал земной кровавый путь этого чудовища.

— Мориарти? — прошептал Джон Клей.

— Да. Мориарти. Это для его ума, другому такого не придумать.

— Но как это было, как, как, как?! Если ты мне не расскажешь, я просто тронусь умом!

Шерлок пожал плечами и проговорил с лёгкой насмешкой, чтобы скрыть невольное смущение, которое его охватило: умоляющий взгляд Джона, слёзы в его обычно холодных синих глазах, — всё это против воли тронуло суровую душу великого сыщика. Но поддаваться эмоциям он не имел нрава: это означало рисковать гой филигранной, безупречной логикой, которая всегда отличала ход его мысли.

— Девять лет ты не сходил с ума, а теперь вдруг тронешься? Джони, не заставляй меня отступать от моих правил. Если сейчас я начну тебе рассказывать построение моих рассуждений, то твоя реакция, какова бы она ни была, невольно отразится на моих умозаключениях, я сделаю неверный вывод в каком-нибудь крошечном вопросе, и всё пойдёт прахом. Уотсон часто на меня обижался за то, что я никогда не объясняю процесса расследования, приписывал это моей любви к эффектам. Есть у меня такой грешок, что уж тут поделаешь. Но дело не в нём. Я вовсе не любуюсь превосходством своего логического мышления, клянусь! Просто пока всё не встало на свои места, пока отдельные звенья цепочки не соединились намертво, любая чужая реакция на мои рассуждения может их разрушить. Я ведь на самом деле очень впечатлителен, а впечатлительность должна быть изгнана и забыта, когда применяется дедуктивный метод, ибо он точен, как математический анализ. Поэтому прости меня и потерпи несколько дней. Хотя, возможно, я не смогу сделать окончательного вывода, пока не получу ответ из Лондона.

— Из Лондона? — изумился Джон. — Ответ из Лондона? Но от кого?

— Ещё не знаю, — задумчиво проговорил Шерлок. — Знаю одно: до утра мне надо подумать, а завтра вечером я напишу письмо Уотсону. Я изложу ему все факты и мои самые первичные рассуждения на основании этих фактов и попрошу его помочь.

— Думаешь, он сам, без тебя, сможет провести расследование? — голос Джона ясно выразил сомнение.

— Нет, — подтвердил Шерлок, — не сможет. Уотсон не справится с такой задачей. Я не знаю, справится ли вообще кто-нибудь. Но хотя бы факты, которых здесь получить не возможно, необходимо собрать. И... я думаю попросить моего друга обратиться к одному джентльмену. Есть в Лондоне один частный сыщик, собственно говоря, мой последователь. Некто Баркер. Очень умён и оборотист. Я напишу Уотсону, чтобы он обратился к этому человеку. Загадка интересная, ну, и у меня, к счастью, есть кое-какие сбережения, а у Уотсона — доверенность на право ими пользоваться.

Джон вновь покачал головой:

— С твоей стороны это бог знает, как благородно, но я думаю: захочет ли со всем этим возиться мистер Уотсон? Если бы речь шла о тебе, ну, это понятно... А ради меня какой ему резон? Кто я? Он ведь наверняка слышал от тебя о моих приключениях.

— Слышал и даже о них писал, — подтвердил Шерлок. — Больше того — ты был арестован в его присутствии.

— И ты рассчитываешь, что ради прожжённого вора порядочный человек станет тратить время, усилия, деньги, да притом же твои, которые тебе понадобятся по возвращении? Сомневаюсь!

Холмс пристально посмотрел на молодого человека и затем улыбнулся:

— Я ведь немного рассказывал тебе об Уотсоне, верно? Могу добавить: это человек, на которого я полагаюсь целиком и полностью. И знаю твёрдо: мою просьбу он выполнит в любом случае.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Доктор Уотсон — единственный в своём роде человек. Я в жизни не встречал никого порядочней его. Эта не та порядочность, которая есть результат взглядов или воспитания, это просто — черта натуры. Фантастически чистое сердце, несмотря ни на что — ни на опыт, ни на испытания, ни на общение с увечьями человеческого тела и души. Таких людей чаще всего считают глупыми, недалёкими, да мой друг и не бог весь как умён, в иных случаях он простодушен, как ребёнок, очень мало наблюдателен... Но, наверное, ему это и не нужно — у него есть более яркие достоинства. Знаешь, почему я к нему так привязан? Да потому, что этот человек умеет любить бескорыстно. Он обладает редчайшим даром — преданностью. Я знаю себя: у меня характер — не сахар, меня трудно выносить. Прекрасно помню, сколько раз говорил моему другу совершенно непростительные вещи, язвил по поводу его простодушия... Другой давным-давно послал бы меня ко всем чертям и был бы прав. Но Уотсон... он даже не то чтобы прощает, но даже и не находит в этом моей вины! Он понимает всё, как должно, то есть как следствие внутренней борьбы моей сумасшедшей натуры, которую, возможно, не понимает до конца, но отлично чувствует. И ещё: он мне верит. Поэтому, если я ему напишу, если попрошу помочь мне, тем более помочь искупить свою невольную вину, он жизнь положит на то, чтобы эта просьба была исполнена.