Три повести

Кореец курил, его лицо блестело от пота. Потом он рассказал следующее. Корейцы жили на полуострове шестой год. Каждую весну они приезжали из Сингхана, добывали ракушку, трепанга. До поздней осени, до самых штормов, болтались в море на своих шампунках, пока можно было разглядеть дно. Каждый год совхоз предоставлял им право на лов, землю под огороды, помогал припасами. Помогали и они совхозу, как могли. В горячую пору покоса шли всей артелью на подмогу. Было так и в этот раз. Они покинули промысел на несколько дней, оставив только двух человек для присмотра за огородами. Три дня назад прослышали они, что ловцы поймали ската. Мясо ската вкуснее свинины. С ловцами не раз обменивались они овощами и ракушкой. Пошли и в этот раз двое промыслить насчет ската. Один был он сам, другой — повар. На промысле от старика артельщика они услышали, что Япония будто бы скоро пойдет войной и что приезжал кто-то от бывшего владельца, говорил, что скоро тот вернется владеть своим промыслом, что владелец обещает всякие льготы, но требует зато, чтобы насчет вылова рыбы ловцы не очень старались, а заработки он возместит; кроме того, по поводу выхода семей на покосы был пущен слух, что совхоз трудом воспользуется, а ничего не заплатит, что так было и в прошлые годы. Некоторые, только недавно прибывшие в эти места, ловцы поверили и свои семейства на покос не пустили, а те, кто даже и не поверил, не захотели ссориться с другими и также не вышли. Приходил и к ним один человек и тоже уговаривал не выходить на покос, угрожая, что если они будут косить, то их с этого берега сгонят, а место, где они промышляют, сдадут другим.

— Подожди, — остановил старшину егерь. — Когда человек приходил?

— Два дня прошло — приходил.

Человек был навеселе. В кармане у него была бутылка водки. Человека этого они прежде не видели.

— Ну, а если показать его вам, узна́ете? — спросил егерь.

Корейцы переглянулись. Был человек недолго, но, может быть, все-таки они и узнают его.

— Вот что, Ян Яныч, захвачу-ка я одного из них на промысел, — предложил егерь. — Ясное дело: кто-то из ловцов это был.

Слух о Японии и о прежнем владельце, который должен вернуться, пущен был не впервые.

— Что ж, попробуем. Подъеду и я.

Корейцы помогли егерю поймать и взнуздать коней. Свесив босые ступни, в широкой соломенной шляпе, один из корейцев сел позади него на круп лошади. Иноходец недовольно потоптался и зачастил в сторону побережья.

Только что пришли кавасаки с уловом. На мокрых мостках сидели работницы и отцепляли рыбу из сетей. Рабочие на длинных носилках переносили ее на завод.

Паукст привязал лошадь и пошел искать Микешина. Из сетей вываливали груды платиновых с голубоватыми пятнами иваси. Возле засольного сарая Паукста нагнал егерь.

— Опознал кореец, — сказал он возбужденно. — Головлев! Первый бузотер. Идемте в контору.

…Он стоял возле стола — угрюмый, высокий, недовольный человек. Руки его еще были мокры: он скидывал рыбу в засольные чаны. Резиновые сапоги были в налипшей чешуе.

— Я пришел… зачем звали?

Вероятно, опять на него за что-то нажаловались. Он привык к вызовам в контору.

— Сейчас поговорим, — ответил Микешин коротко.

Головлев дожидался. Круг людей смутил его.

— Товарищ управляющий, меня дело ждет.

— Не в первый раз ждет. Вот что, Головлев… — Микешин потер щетину на своем подбородке. — Ты родом откуда?

— Откуда родом? Из Ольги…

— А говорил — с Каспия… будто с ловцами тебя вербовали.

Головлев усмехнулся.

— Это я так… за других обижался.

— Хорошо. Предположим. Отец чем занимался?

— Рыбачил. Что это вы, товарищ управляющий, взялись…

— Постой. Отвечай по порядку. Посуду отец имел?

— Ну, имел.

— Кунгас?

— Ну, кунгас.

— А моторное судно имел?

— Имел и моторное.

— Один рыбачил?

— Одному нешто справиться.

— С артелью?

— Вроде как с артелью.

— То есть как это — вроде как с артелью? С артелью или с наемными ловцами?

Головлев замялся.

— Ну, с наемными.

— Сколько человек?

— А я помню? Может, двадцать, а может, и пять. Я не считал.

— Так. Скажем, тридцать человек. Верно будет?

— Может, и верно.

— А ведь это кулачок, брат, по-нашему… тридцать человек наемных, да две посуды. А кому сдавал рыбу?

— Кому сдавал… треста тогда не было. Приезжали купцы — покупали.

— И японцы приезжали?

— Тогда все приезжали. Всякого народу было много, — ответил Головлев вызывающе. — И кулаков тогда не было. А каждый на своем деле сидел и свое дело делал.

— Это мы знаем. Ну, а ты теперь вот что скажи… да ты не оглядывайся. Люди свои, при них можно. Ты к корейцам на берег зачем ходил?

Головлев смотрел мимо равнодушным непонимающим взглядом.

— Ты корейский промысел знаешь? Ракушку ловят.

— Ну, знаю.

— Был там?

— А зачем мне там быть? Я ракушку не ем.

— Ты, Головлев, отвечай правду, — сказал Микешин. — Я знаю, что ты был у корейцев.

— Ну, был у корейцев. Запрещено, что ли?

— О чем ты там говорил?

— Чудно́, товарищ Микешин… я по-корейски не смыслю. Ходил обнакновенно… день был выходной… у них иногда сигареты водются.