Три повести

— В порядке. — Она зажгла свет. — Да… был брат, Алексей. Хотел тебя видеть. Говорил про какую-то службу.

— Про какую службу? — спросил он подозрительно.

— Не знаю… и вообще интересовался тобой. Я бы хотела, чтобы вы подружились. — Она села с ним рядом на диван. От него еще по-морскому пахло свежестью. Она прижалась к нему. Даже как-то по-новому ощутила она его сильное широкое плечо. — Ты знаешь, как странно, Миша… я подумала сегодня — ведь мы никогда не снимались вместе. И даже ребят малышами не сняли.

— С чего это ты?

— Алеша хотел посмотреть твою карточку… и у меня ничего не оказалось, кроме той плохой китайской фотографии.

Он отодвинулся. Теплое плечо жены стало ему неприятно.

— Зачем ему моя фотография?

— Просто хотел посмотреть. Ведь он тебя мало знает.

Он хмуро выслушал это ночное, по-женски размягченное близостью признание. Она была полна нежности. Как-то заново приблизил Алексей дальний образ человека, которого когда-то она полюбила и который несочувственно и выжидательно сидел сейчас рядом с ней.

— Завтра поговорим. Пора спать, — сказал он сухо.

Он равнодушно поцеловал ее в лоб и пошел умываться. Она посидела еще на диване. Алексей был прав. Она не знала, совсем не знала этого жесткого и грубоватого человека. Струйка умывальника жестяно и враждебно дребезжала в ведре. Постель уже остыла. Ксения легла и заложила руки за голову. Младший почмокивал губами во сне. Алибаев вернулся в комнату. Руки его были еще сыры от мытья. Он быстро подошел к столу и перелистал альбом с фотографиями.

— А где фотография? — спросил он вдруг.

— Какая фотография?

— Где я снят с детьми… китайская фотография.

— Господи, да в альбоме же… где она может быть?

— В альбоме ее нет.

— Ну, поищи хорошенько.

— Я говорю — в альбоме ее нет… Пойди сюда.

— Завтра найду.

— Пойди сюда, — повторил он в ярости. — Где фотография?

Она встала с постели. Внезапно разом хлынули слезы.

— Зачем ты меня мучаешь? Ты не любишь меня. Ты никогда меня не любил.

Она даже стала ломать руки — так несправедливо, жестоко, мелко было это ночное его приставанье. Он смотрел почти брезгливо на ее искаженное слезами, по-лягушачьи вдруг разъехавшееся лицо.

— Я спрашиваю, где фотография?

— Господи… пустяки какие… глупости какие… вот она… вот фотография!

Она быстро перелистала альбом. Фотографии не было.

— Сам выронил, наверное… — Фотографии не было ни под столом, ни на диване, ни под вышитой скатеркой. — Я не знаю, где фотография, — сказала она наконец. — Завтра найду.

— Нет, ты сегодня найдешь… — Он схватил ее за руку повыше кисти. — Ты сегодня найдешь или… я дам тебе в морду..

Какое-то бранное гнусное слово застряло еще в его зубах. Это было даже больше того, к чему она привыкла. Слезы ее мгновенно просохли.

— Ты с ума сошел… хам! Кому нужна твоя фотография?

Его рука даже отъехала на сторону — так с размаху ударить по этой тоненькой шее, по искаженному некрасивому лицу.

— Иди спать… дура. А фотографий не смей показывать… никому не смей! Кровинушка… недалеко от братца шагаешь. Его вот выкинут из партии за разные художества… голым останется. Партийный билет только и есть. Ни образования, ни способностей — вчистую.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю. Небось разболталась по-семейному, размякла… Ложись спать. Смотреть тошно.

Он забрал подушку и одеяло и ушел спать на диване. Она лежала и смотрела перед собой. Жизнь была испорчена, безрадостная жизнь, отягощенная детьми. Дети. Больная жалость к ним. Завтра ушла бы. Сумела бы еще повернуть свою жизнь. Не все проскользнули годы. Ночь шла. Только под утро, с мокрыми, непросыхающими щеками, она заснула. Разбудил малыш. Привычно возился, покряхтывал, привычно стояла она подле него. Он утоленно, с глазами, еще опутанными сном, полез под одеяло. Она оглянулась. Диван был пуст. Алибаева не было. Время едва подползало к половине восьмого. Уже ушел и даже не вскипятил себе чаю. Так и надо. Бешеный, сумасшедший человек. Из-за чего? Из-за дрянной ненужной фотографии! Она даже содрогнулась — так ненавидела она его сейчас. Хорошо, что он ушел, очистил воздух от своей злобы. А она-то обрадовалась его ночному возвращению, подсела поближе… даже хотела просунуть голову под его руку. Дура. Можно было еще на полчаса закрыть глаза, забыться, пока не проснулись ребята.