Три шершавых языка

– Подожди! Ты обещал не мешать мне! Кстати, за твои похороны я тоже расплатился, ни о чем не беспокойся. Тебя быстренько кремируют, а твой прах спустят в деревенский толчок. Но перед этим, – и Курт выдержал трагическую паузу, – перед этим ты пристрелишь меня прямо здесь и сейчас, как поганый убийца! И, как ты там выразился? А, ну да, – людоед! Как поганый убийца и людоед!

– Да пошел ты! У тебя серьезные, очень серьезные проблемы с головой. Ты хоть слышишь, что за бред ты несешь? Тебе нужно долго-долго лечиться. Что бы я… – усмехнулся Марк. Но про себя вспомнив многообразие приемчиков и выходок своего товарища, осекся. Какого черта он все-таки задумал?

– Уверен? – злобно улыбался Курт.

– Уверен! Я, к твоему счастью, избавился от всего своего арсенала до последнего патрона. А тебе пора валить со своим бредом, иначе я сам тебя вышвырну.

– Тогда я дам тебе свой пистолет, – предложил Курт и вытащил из заплечной кобуры новенькую беретту, сияющую красотой оружейного мастерства. Курт повертел ее в руках, словно исполнял ритуал секретного ордена поклонников оружия, вытащил магазин из обоймы и установил его обратно. Затем дослал патрон в ствол и щелкнул предохранителем.

Марка его поступок привел в дикое бешенство. Еще чуть-чуть, и он вправду был готов броситься грызть горло, забрызгивая кровью Курта все стены. И все потому, что лишний здесь подонок смеет размахивать своим оружием. Курт же вздохнул, бросил печальный взгляд, будто навсегда прощался со своей любимой игрушкой детства, и положил пистолет рукоятью к Марку, а стволом к себе. Так, чтобы его собеседник не испытывал и доли неудобства, чтобы схватить его и использовать по назначению.

– Убери эту грязь со стола, и сам убирайся вон из моего дома, раз и навсегда, – зашипел Марк и вытянулся во весь рост. Кулаки сжались, а мышцы напряглись.

– Подожди! Дай мне договорить, и я навсегда оставлю тебя. Договорились? Ты же знаешь, я свое слово держу, и обо мне ты больше никогда не услышишь. Клянусь!

– У тебя осталось полторы минуты, и я больше тебя не вижу, не слышу, никогда в своей жизни!

– Хорошо-хорошо! Мне этого будет вполне достаточно. Только, пожалуйста, прекрати стоять. Сядь, пожалуйста, за стол, это важно.

– Твое время пошло, – ответил Марк и резко отодвинул стул от стола.

– Так ты все еще не уверен, что я заставлю тебя сделать это? Вот скажи, в каком месте наших совместных приключений я научил тебя сомневаться во мне?

– Сделать что?

– Ты пристрелишь меня!

– Не смеши меня, я еще властвую над собой как никак. Да и практически с самого начала у меня были кое-какие минуты прозрения. А значит, я давненько начал сомневаться в тебе. Ты думаешь, облегчил мою жизнь? Я только недавно понял, что ты все время водил меня за нос. С умыслом или без, но тот ад, в котором я сейчас сгораю, во мне, потому как именно ты всегда был рядом. Я словно подобрал кусок самого худшего, что мог найти в детском доме, и носил это с собой всю свою жизнь у сердца. Пусть это и отравляло мое существование. Я уверен, когда, наконец, перекрою всякие с тобой дела, то разорву этот порочный круг, в котором дальше блуждать нет никакого смысла.

– Без меня тебе будет хуже, поверь!

– Куда уж хуже?

– Ладно, приступим! – прервался Курт, неожиданно взбодрившись. – А то мое время убегает. Напомни мне, пожалуйста, нашли того самого убийцу Ангелы до настоящего времени или нет?

– Нет, все глухо, – злобно ответил Марк.

– А если я скажу тебе, что это я сделал?

– Я тебе не верю, ты был в Китае.

– Все правильно! Я и вправду был в Китае. Но взял чартер до Канзаса, сделал дело и тем же самолетом вернулся назад.

– У тебя точно не было столько денег.

– У меня больше денег, чем ты можешь себе представить.

– Я тебе не верю все равно. Ты просто хочешь разозлить меня.

– Хорошо. Придется мне рассказать во всех подробностях о нашей встрече, – зевнул Курт. – Убил я ее, значит, в заброшенной церквушке. Жаркая была, однако, встреча. Дралась она отчаянно и самозабвенно, к тому же страшно поранила меня. Кстати, она за тебя дралась, чтобы я от тебя отошел. Во время нашего боя были даже такие повороты, когда она одерживала верх. А у меня мелькала мысль, что все, я больше не увижу, как метко стреляет мой пистолет в дырочки писсуара. Помнишь, меня не было несколько месяцев. Все это время я зализывал свои раны. А если быть точным, после встречи именно с ней. Один глаз, который теперь стеклянный, высадила именно она, а не фейерверк. Воткнула как стилет свой указательный палец в глубину моей черепушки и выдернула его ошметки. А что она сделала с моим лицом! Сколько костей переломала! М-м-м!

– Я ни слову не верю! – продолжал хрипеть Марк. Он оказался в крупном замешательстве. Он верил и не верил Курту одновременно. Он жаждал продолжения. Он жаждал, как и прежде, поймать и казнить убийцу самым бесчеловечным образом, отделяя его конечности от тела по одной. Но то, что говорил Курт, все еще казалось невероятным.