Три танкиста из будущего. Танк прорыва времени КВ-2

Наконец все распределено и каждый занял свой сектор обороны. Несколько саперов из бывших пленных изучают по моим беглым запискам немецкие «теллеры» и готовятся до утра заминировать все танкоопасные направления. Коллеги укрепляют северный фас обороны, направив в город передовой дозор. Хозяйственный взвод хоронит убитых. Ждем транспорт из дивизии для вывоза раненых и немецких пленных, часть из которых сейчас помогает рыть могилы и таскает грузы.

Бужу Андрея и собираюсь поспать до утра сам. Не спится… сквозь полудрему пробивается неожиданный разговор между Музыкой и Андреем.

2 июля. 1941 год. Украина. Станция, берег реки Стырь

Войдя в комнату, в которой разместился штаб, Музыка осмотрелся. В углу у телефона примостился задремавший сидя связист, на кровати прикорнул Иванов. Скрипченко и Кравцов недавно ушли проверить состояние бойцов в медпункте и окопах. На столе, рядом с картой, тускло светила керосиновая лампа. У стола с расстеленной картой о чем-то размышлял Андрей Мельниченко. Подойдя к нему, Музыка сказал:

— Товарищ капитан, давно хотел вас спросить. А где вы служили?

— Служил? А зачем вам? — искренне удивился Мельниченко, потом, чуть помедлив, добавил: — Мы же все рассказывали. В двадцать пятой стрелковой…

— Как же, слышал. Вот только несуразностей в вашем рассказе многовато. Да и поведение ваше… причем всех троих, я бы сказал, резко отличается от обычного. Да и знания…

— Ну, насчет поведения вам, как «милиционеру», со стороны виднее. По-моему, ничего особо выделяющегося в нас нет. Граждане СССР, правда, довольно часто бывавшие в ситуациях, когда другого начальства, выше нас, нет. А знания… Есть такое слово — увлечение. Для нас троих таким увлечением всегда была армия.

— Что, и для Бридмана тоже?

— Ну, Семен вообще-то неплохо считает, если вы успели заметить…

— Это точно. Прямо Вольф Мессинг какой-то.

— Кто?

— Мессинг. Вы что, о нем не слышали? Он и в уме считает, и даже мысли угадывает.

— А, этот артист. Да, немного похоже. Вот из-за этого мы с Семеном и подружились. Вообще его больше всякие радиоприемники и усилители привлекают. Ну, а мы немного посчитали, используя наши знания, и получилось, что в случае внезапного нападения Германии наши войска могут отступить чуть ли не до Киева и Москвы…

— Что-о-о? Да вы… да как вы такое подумали? — Музыка явно шокирован словами Андрея, и рука его невольно скребет по кобуре нагана.

— Успокойтесь, Юрий. Сейчас я вам все объясню. — Мельниченко казался спокойным, но расстегнутая кобура и лежащая на рукояти нагана рука (вот где пригодились шуточные тренировки «под ковбоев»!) недвусмысленно показывали, что он готов ко всему. Музыка, поняв намек, успокоился, и следующий час Андрей описывал ему причины поражений наших войск в приграничных боях, от отсутствия автотранспорта в войсковом тылу до неправильной организации и использования механизированных войск. Лекция изредка прерывалась, когда связист в полудреме начинал вызывать «Сосну» или отвечать сам, что «Береза» слушает. Один раз ее прервал появившийся сержант-сапер, доложивший о готовности к началу минирования, и лишь однажды — сам Музыка, спросивший: «Но как быть с секретными сведениями?» Усмехающийся Мельниченко заметил, что у немцев есть великолепная пословица, которую не раз вспоминал перебежчик Отто Лисовски, а именно: «Что знают двое, знает и свинья». И добавил, что секретные сведения могут оставаться секретом, только пока они в голове нескольких человек и паре документов.

Разговор прервало появление в комнате сержанта Рогальчука, сообщившего о прибытии автомобилей из дивизии. Разбудив и оставив за себя Сергея, Андрей вышел вместе с Рогальчуком.

Быстро ополоснув лицо из стоящего в углу кувшина, Иванов, привычным жестом оправляя форму, подошел к столу. Продолжавший сидеть и разглядывать карту Музыка посмотрел на него и уже собирался что-то спросить, когда в комнату толпой ввалились Кравцов, Скрипченко, Мельниченко и Горелова с незнакомым, невысокого роста полноватым человеком с медицинскими знаками в петлицах.

— …Все же я считаю, что нет никакой необходимости в моем отъезде, — говорил на ходу Кравцов, обращаясь к медику. — Благодаря Елениным заботам я почти выздоровел, а бросить отряд накануне боя вообще считаю недостойным для большевика.

— Но как же, я имею категорическое указание комдива… — начал было медик.

— Передайте ему, что я не брошу вверенные мне войска. И все об этом, — отрезал Кравцов и, заметив в этот момент Музыку, кивнул Скрипченко: — Что там у тебя было? По поводу откомандирования всех не принадлежащих НКО?

— Да, Особый отдел дивизии на основании приказа Особого отдела фронта требует откомандирования всех сотрудников НКВД к ним, — доложил Скрипченко, доставая из кожаной трофейной папочки какую-то бумажку.

— Понятно. Сразу после боя и уеду, — ответил Музыка. — Как правильно заметил товарищ батальонный комиссар, недостойно бросать вверенный мне боевой участок накануне боя.

В этот момент Мельниченко окликнул связист, получивший какое-то сообщение по телефону: