Три трупа и фиолетовый кот, или роскошный денек

Бегу за ним в приемную, но он уже сбегает по лестнице. Упорно преследую его до дверей подъезда… но здесь мой разбег ослабевает. Дежурящий на тротуаре полицейский как раз останавливается перед нашим подъездом. Мгновение стоим с ним лицом к лицу, после чего я разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов с совершенно равнодушным видом и небрежным шагом неторопливо возвращаюсь наверх.

Гильдегарда и Пумс стоят посреди кабинета словно два соляных столпа. Все, что осталось от посетителя в маске — это шляпа, свалившаяся с его головы в момент падения.

Поднимаю ее и присматриваюсь с интересом.

— В детективных романах личность преступника с легкостью устанавливается по его головному убору, — заявляю я. — Всегда можно обнаружить на нем этикетку, несколько волос, железнодорожный билет за лентой, и множество других улик. Однако, боюсь, что на этот раз шляпа преступника нам не поможет. Действительно, головной убор совершенно новый и такой обычный, что наверняка треть жителей нашего города носит такие же.

— Хотя, подождите. Кажется что-то есть! — Шляпа новая, но я замечаю грязный отпечаток сзади над самыми полями.

— Это от молотка, — объясняет Гильдегарда и показывает лежащий поблизости молоток, тот самый, который я уронил, когда пришелец в маске целился в меня из револьвера.

— Так вот чем вы его обработали, — с уважением произношу я. Поднимаю молоток, взвешиваю его на руке, оцениваю взглядом массивную фигуру Гильдегарды.

— Ему еще повезло, что вышел из этой передряги живым, — продолжаю я. — А каким чудом вы оказались тут в самый подходящий момент?

— Я вошла в приемную и услышала, как этот человек вам грозил, — объясняет нам Гильдегарда. — Открыла потихоньку дверь, увидела на полу этот молоток, ну и… наверно ударила его этим молотком по голове, не помню точно, я была страшно взволнована.

— Вы замечательная женщина!! Вынимаю револьвер из кармана и внимательно присматриваюсь к нему. Тем временем Пумс окончательно приходит в себя, пудрит носик, поднимает перевернувшееся кресло и приближается ко мне.

— Это здорово, что вы забрали у него револьвер, — тоном знатока заявляет она. — По револьверу мы легко его выследим. Револьвер это не шляпа.

— Это точно. Если бы только этот револьвер не был моим собственным!

— Тот самый из письменного стола? — удивляется Пумс.

— Не совсем так. В последнее время он был в «Фаусте». Не знаю, почему это со вчерашнего дня все решительно используют для самых различных целей именно этот, мой собственный револьвер.

— А вы спрячьте его подальше, — советует Пумс.

— Не стоит. Все равно его моментально отыщут. Я едва держусь на ногах, идиотское приключение с бандитом в маске окончательно подорвало мои силы.

— Я должен поговорить с тобою, Пумс, — заявляю я. — Но сначала сбегай за четвертинкой, нервы совсем расшалились. — Вручаю ей остатки денег, которые одолжила мне Майка. — Можешь прислушаться к тому, что болтают в баре, но сама — ни-ни! Сечешь?

Пумс делает понимающую мину и исчезает. Вынимаю коробку от «Фауста», чтобы вернуть туда револьвер, но в голову приходит мысль, что теперь нужно использовать для его хранения более надежное убежище: если уж сейф каким-то чудом открыли, пусть он хоть для чего-нибудь послужит. Кстати, не мешало бы наконец посмотреть, что же там такое хранилось.

Дверца все еще приоткрыта, как оставила ее Пумс. Подхожу, раскрываю сейф полностью и бросаю взгляд внутрь.

В это же мгновение ноги мои подкашиваются. Почти теряя сознание, опираюсь на сейф, прикрывая вновь его дверцу. Судорожно цепляюсь за верх сейфа, потому что все вокруг меня начинает вращаться в сумасшедшем темпе. Но если говорить о сумасшествии, то с ума сошел здесь именно я. И на этот раз я отчетливо понимаю — это бесповоротно!

Я мог предполагать, что ничего не найду в сейфе. Или найду какие-нибудь никому уже не нужные квитанции и бумаги. Или (на это, правда, надежда была минимальной) пресловутый депозит черной. Или любовные письма отца. Или не знаю, что еще там! Но ни в коем случае я даже предполагать не мог, что в сейфе, не открывавшемся уже самое малое шесть лет, увижу ЕГО.

— Что с вами? — спрашивает Гильдегарда с неприкрытой заботой в голосе.

Мне удается добрести до стола. Падаю в кресло. Прячу револьвер в ящик.

— Может быть, воды? — тревожится Гильдегарда.

— Не нужно, сейчас все пройдет, — говорю я.

Внутренне успокаиваю сам себя, как успокаивает мать испуганного ребенка, что в конце концов ничего сверхъестественного не произошло. Разумеется, сверхъестественного в рамках кошмара. Принимая как объективную реальность существование самого кошмара, факт вполне обычный. Если ОН преследует меня дома, на улице и в струях ливня на тротуаре перед «Селектом», почему бы ему не оказаться и в сейфе? Я мог бы это даже предвидеть заранее, не так ли? Напрасно я так испугался и уж совершенно не из-за чего расстраиваться теперь. Да и стоит ли сопротивляться и переживать, когда конец совершенно ясен?