Три версты с гаком. Я спешу за счастьем

— Надо Кирилла Евграфовича позвать… — Нина Романовна обернулась к Настеньке: — Сбегай в лесничество. Он туда пошёл. — И, снова повернувшись к ним, пояснила: — У него печать.

Достав из сейфа радужные гербовые бланки, положила на стол, обмакнула перо в пузырёк с тушью и вдруг отложила в сторону.

— Вы должны сначала подать заявление, — сказала она.

— Пожалуйста, — Артём выложил заранее написанное заявление.

Нина Романовна повертела бумагу в руках и положила в папку.

— Придёте через две недели, — сказала она.

— Это почему же так? — удивился Артём.

Есть такое положение… — стала объяснять Нина Романовна. — По старому закону нужно было ждать всего три дня, а теперь…

— Зачем ждать — то? — спросил Артём.

— Мало ли что? Иногда молодые вдруг передумают… Такое ответственное дело…

— Мы не передумаем, — сказал Артём.

— И потом, где ваш свидетель?

— Вот он, — кивнул Артём на причмокивающий свёрток. — Правда, наш главный свидетель говорить ещё не умеет…

Все заулыбались. Нина Романовна явно была растеряна.

— Ему нужно выписать свидетельство о рождении, — продолжал Артём. — Человеку скоро месяц, а он без роду — имени…

— Сначала люди вступают в законный брак, а потом регистрируют ребёнка. А у вас…

— Мы, видите ли, подумали: зачем вас лишний раз беспокоить? — перебил Артём. — Решили все сразу оформить: и брак и ребёнка.

Нина Романовна с надеждой посмотрела на дверь и опустила голову, раздумывая, что делать.

— Я даже не знаю, как тут быть… — сказала она.

— Человек вон бороду сбрил по такому случаю, — заметил один из посетителей.

Таня потянула Артёма за рукав:

— Пойдём…

— Если вы нас сейчас же не зарегистрируете, — в шутку пригрозил Артём, — пойдём в церковь венчаться! А ребёнка окрестим…

— Эт — ты, родимый, верно надумал, — подала голос маленькая старушка в шубейке. — Нечего ребёнку нехристем расти. У нас в Кудрявцеве церковь действует и батюшка там хороший такой, уважительный… Не гляди что молодой, а дело святое досконально знает.

— А ты уж и крёстной согласна, Кузьминична? — раздался за спиной знакомый голос. — А чем я хуже попа? Нина Романовна, доставай бумаги!

— По положению… — начала было секретарь, но Кирилл Евграфович перебил:

— Какое тут положение? Татьяна уже родила. Поздравляю вас с сыном!

Нина Романовна снова обмакнула перо.

— Что сначала оформлять: рождение или брак?

— Раз они сперва соорудили ребятёнка, а потом надумали жениться, значит, оформляй рождение…

Когда все было закончено, председатель подышал на большую красивую печать и смачно пришлёпнул к гербовым бумагам.

— Сына — то, слышал, назвали в честь Андрея Иваныча? — спросил он, проводив их до калитки.

Артём кивнул.

Носков, поглядев на дом Артёма, помолодевший лет на пятьдесят, сказал:

— Я грешным делом думал — кончился тут абрамовский род… А гляди — ко, как оно вышло: наоборот! — заглянув в пакет, где сопел ребёнок, ухмыльнулся: — Нос — то толстый, как у деда… Сразу видна абрамовская порода.

— Кирилл Евграфович, приходите к нам в воскресенье, — пригласила Таня.

— На свадьбу или на именины?

— На то и другое, — сказал Артём.

— Бороду — то небось жена заставила сбрить? — полюбопытствовал Носков.

— Так мы вас ждём, — улыбнулся Артём.

— Свадьба свадьбой, а у нас завтра важное партийное собрание… так ты это… приходи.

— Я же беспартийный!

— Доверяем, значит, — сказал Носков. — В семь вечера. В поселковом.

3

Вечером пришёл Гаврилыч и принёс деревянную детскую кровать.

— Андрею Артемычу от меня, значит, — сказал он, снимая шапку. — Персональная.

Резная с завитушками кровать — качалка была сделана из берёзы. Гаврилыч достал со дна круглую отшлифованную поперечину и закрепил посередине в гнёзда.

— Игрушки — побрякушки можно привешивать, — пояснил он и толкнул кровать. Она легко и плавно закачалась, будто маятник.

Артём и Таня не знали, как благодарить плотника. Уже сколько ночей они спали втроём на широкой дубовой кровати. Малыш часто просыпался, и Тане приходилось вставать, брать его на руки и, покачивая, ходить по комнате. Иногда это делал Артём. Ни в сельпо, ни в «железке» детских кроватей не было. И Артём собирался ехать за кроватью в Вышний Волочек или Бологое.

— Когда ты успел? — подивился Артём, разглядывая искусно вырезанные боковины, спинки, гнутые ножки.

Гаврилыч почесал нос, ухмыльнулся:

— Как Татьянка — то уехала, я и начал помаленьку строгать… Думаю, назад воротится, так с ребёнком. Ну а как было для правнука Андрей Иваныча не постараться?

— Ты знал, что у нас будет ребёнок? — поразился Артём.

— Так ить это дело нехитрое.

— А мне ведь ни слова об этом! — упрекнул Артём.

— Не люблю я совать нос в чужие дела, — сказал Гаврилыч. — Вы и без меня, слава богу, разобрались.

— Дядя Вася, раздевайтесь — ужинать будем, — предложила Таня.

— На дежурство мне, — сказал Гаврилыч и вытащил из кармана большие карманные часы на толстой цепочке. Щелкнув крышкой, отнёс их подальше от глаз и долго с удовольствием смотрел на белый циферблат. — Через семь с половиной минут заступать…

— Не спешат? — улыбнулся Артём.

Гаврилыч защёлкнул крышку и постучал по ней коричневым прокуренным ногтем.