Три весёлых друга

Подталкиваемый Петром Сергеевичем руководитель пресс службы принял участие в поисках автомобильных ключей и даже нашёл их в одной из комнат, на столе, перед большим телевизором. Видимо это была комната отдыха для водителей, по совместителю секретарей или телохранителей.

Почувствовав возможность выглянуть в большой мир, Пётр Сергеевич коршуном упал на пульт дистанционного управления и принялся лихорадочно переключать каналы. На трёх из них крутили фильмы. Ещё на одном музыку. На остальных заставки с тем или иным вариантом фразы «Приносим извинения. По техническим причинам…».

С ворохом ключей президент и Аксенов вернулись в гараж. Разобрались какой из ключей к какому автомобилю относится. Завели мотор и вслушиваясь в стабильное, мощное урчание послушной техники несколько приободрились. Оставалось лишь открыть ворота и можно ехать. Вот только: как открыть? И куда ехать? Впрочем это потом. Главное сейчас – двери.

Набросив одну из тёплых курток во множестве висевших рядом с дверью чёрного хода и принадлежавших по-видимому кому-то из ухаживающих за садом. Пётр Сергеевич взялся за ручку входной двери и на миг замер. Секунды промедления хватило, чтобы память выудила из глубины образ добродушного, но большого, словно телёнок, пса. Телохранитель-кинолог что-то объясняет дочери Петра Сергеевича – великовозрастной девице год назад замуж вышедшей за афроамериканца, уехавшей в Америку и ведущей там журнал мод или очередное ток-шоу. Неважно. Важно то, что пока вторая половинка самого важного человека страны и, одновременно, первая леди что-то спрашивала у блистающего улыбкой кинолога. Президент кормил сторожевую собаку с ладони. Имиджмейкеры ругались у камер, выбирали ракурс для съёмки. Пётр Сергеевич помнил какой большой и шершавый язык был у пса и какие умные, настороженные глаза. Вроде бы эту породу специально выводили используя какие-то хитрые препараты или коррекцию собачьей наследственности.

Подержавшись за ручку, Пётр Сергеевич разжал пальцы и, для верности, отступил на шаг назад. Он не знал: включает ли на данный момент система охраны дома умных псов с глазами-точками и шершавыми, как тёрка, языками. Во всяком случае проверять он не собирался.

При встрече с натренированным чудовищем не поможет и автомат. Мысли закрутились точно бельё в стиральной машине: автомат-оружие-генерал. Оставив растерянного Аксенова внизу, Пётр Сергеевич дикой серной взбежал по лестнице. Рывком дёрнул дверь спальни так, что дверная ручка с глухим стуком ударилась о стену, схватил коммуникатор и надавил кнопку вызова.

Мучительно долго никто не отвечал. Наконец раздался хриплый голос Ерохина: -Господин президент…

-Доложите, что происходит- потребовал Пётр Сергеевич с облегчением ощущая себя вновь гарантом конституции и отцом нации, а не ребёнком потерявшемся в складских помещениях магазина.

Впрочем ощущение уверенности пропало так же быстро, как и появилось. Из превосходного динамика коммуникатора раздавались хрипы, ёмкие, но не несущие никакого смысла языковые конструкции во множестве разбавленные предлогами и междометьями. Генерал, как умел, пытался объяснить ситуацию.

-… здесь такая… висит… и переливается… как… радуга.

Уловив в конце предложения подобие смысловой нагрузки, Пётр Сергеевич сжал коммуникатор так, что побелели пальцы: -Где ты, генерал?

-На красной площади… такая штука… висит и переливается, чтоб её…

Президенту послышался посторонний голос и он потребовал ответа: -Кто там ещё?

-Профессор. Этот, как его… который ещё в очках ходит как…

Обычно Ерохин объяснялся более вменяемо (но видит бог не намного). Тонкая нервная организация профессионального солдата сегодня подвергалась значительной перегрузке. Предохранители временно вышли из строя и через коммуникатор выливался сплошной поток сознания. Откуда-то из студенческого прошлого президента всплыло понятие «делирий».

У двери Аксенов жалобно прокудахтал: -Господин президент.

Пётр Сергеевич не глядя поднял указательный палец, показывая что его сейчас нельзя отвлекать.

Тем временем из коммуникатора послышалась возня. Кто-то (не Ерохин) прокричал матерное слово. И затем послышался сухой и надтреснутый, как высушенное солнцем полено, голос «профессора» – министра науки. Шестидесяти шестилетнего (президенту вспомнилось как месяц назад он улыбался перед телекамерами поздравляя министра с «юбилеем работы на благо страны») Николая Сергеевича Колмогорова. Не того, который математик – тот умер почти сто лет тому назад. И даже не его родственника. Совсем другого Колмогорова, занимающего пост министра науки. Обладателя благообразной седины, старинных очков водружённых на горбатую переносицу. Большого любителя говорить о простых вещах таким занудным тоном, что спустя десять минут разговора собеседник начинал испытывать желание сесть на корточки и завыть на луну. А потом укусить жилистого профессора. И пусть упекут в сумасшедший дом, лишь бы эта пытка поскорее закончилась.