Три времени года в бутылочном стекле

– Что она здесь забыла, интересно? – Алиса, не переставая глупо улыбаться, взяла Капусту под руку, и они медленно пошли в сторону улицы Горького. – Может, новый журнал какой-нибудь замутит здесь?

– Ага, «Я больше не такая».

– Да ну тебя.

Тогда Алисе показалось, что она немного узнала Капусту, и тогда же Алиса еще совсем мало о нем знала. Скорее всего, странно вообще считать, что ты что-нибудь и о ком-нибудь знаешь. Пусть даже и о себе.

Следующие несколько дней они только созванивались по вечерам. Алиса старалась пока увильнуть от встречи так, чтобы это увиливание не бросалось в глаза, тем самым давая себе последний шанс не начать делать новые, уже сочинские, глупости. По опыту прошлых переездов она знала, что глупости могут начаться с чего угодно, даже вроде бы с безобидного, хорошего мальчика, особенно если рядом с ним крутились личности с гитарами, чачей и «ай эм э крип, а эм э видоу».

А делать глупости хотелось все сильней и сильней.

В конце недели Алиса встретила на одном из фазотронских пляжей Элю. Та сидела на старом складном рыбачьем стульчике и самозабвенно писала акварельный пейзаж. Пляж был совсем пустым, поэтому Эля гордо восседала в прямо в центре, раскидав по всему остальному пространству кисточки и краски, и с хаотичной гулькой на голове, в клетчатой объемной куртке выглядела точь-в-точь как настоящий художник. Рисунок, впрочем, тоже был достаточно профессиональным.

– Привет, – поздоровалась Алиса, присаживаясь рядом с ней на корточки, – не помешаю?

– О, привет! – выражение лица у Эли всегда было настолько располагающим, что становилось непонятно, то ли она действительно обрадовалась, то ли просто по-идиотски перманентно счастлива. – Конечно, нет! Я тут акварелю немного. Как тебе?

– Очень красиво.

– Спасибо, – с очаровательными ямочками улыбнулась та. На вид Эле было лет восемнадцать – неоформившаяся, хрупкая фигурка, маленькое личико с розовыми пухлыми щечками и детский голосок. По сравнению с ней почти двадцатилетняя Алиса чувствовала себя престарелой великаншей.

– Ты рисуешь?

– Посредственно, – отмахнулась Алиса, задумчиво вертя в руках брикетик краски. Акварель, хоть и была профессиональной «Ленинградской», пахла детством. Где-то далеко, за миллион световых лет отсюда, по-прежнему смеялась юная мама.

– А поешь хорошо. Правда! Посидишь со мной? Я уже заканчиваю. Скоро закат, наверняка будет красиво!

– Спасибо, – Алиса постаралась так же доброжелательно улыбнуться и пересела с неудобных корточек на сумку.

– Вы с Костей гуляли вместе недавно, да? Он очень хороший парень!

– Вы все вместе, что ли, живете?

– Нет, – Эля заливисто рассмеялась, – они же втроем живут, ну, Вадя, Костик и Пашка, в старой квартире Пашкиного шурина. А я живу с мамой. Я Вадьке предлагала к нам переехать, но он с мамой моей не хочет жить… Ревнует к маме, представляешь? Неадекватный какой-то. А как я от мамы уеду?..

– Ну, а потом, когда-нибудь?

Эля покачала головой.

– Нет… Ну как? Мама все равно со мной будет жить, как я ее брошу? Она же самый близкий человек! Я знаю, это по-детски может звучать, или даже глупо для кого-то, но я не представляю, как может быть по-другому. У нас все родственники с мамой очень далеко, мы вдвоем с ней сюда переехали, когда я совсем маленькая была, и с тех пор мы как две половинки. Ну, вот ты здесь одна, неужели ты не скучаешь по маме?

– Скучаю, – пожала плечами Алиса, – но, наверное, не настолько.

– Я знаю, я смешная, не обращая внимания, – на Элиных щечках зацвели розы, – а ребята все и правда очень хорошие. Пашка только немного дурак, но терпимо. А на препирания Костика и Вади вообще внимания не обращай, это они просто выделываются друг перед другом.

Алиса вспомнила воображаемый маятник между ними, и про то, что они, по мнению Капусты, вообще не друзья, а даже скорей наоборот.

– У них какие-то ненормальные отношения. Вроде и терпеть друг друга не могут, а зачем-то вместе переехали…

– Я тебя умоляю, – махнула рукой Эля, – все они могут, и терпеть, и не только! Просто дураки еще.

– То есть, они все-таки втроем там дураки, не только Пашка? – подколола ее Алиса.

– Ладно, я неверно выразилась. Пашка он по жизни такой, отстреленный немного. Тут уж, мне кажется, ничего его не исправит. А ребята… они только друг с другом дураки, понимаешь? Как дети.

– Понятно. Просто столкновения у них какие-то из пальца высосанные… Про родственников своих зачем-то спорят. Про отцов, что к чему вообще. У одного молодец, у другого не молодец… Какая разница-то?

– Ага. К тому же, это один и тот же человек.

– В смысле?! – от неожиданности Алиса даже подскочила на месте, задев баночку с водой, в которой Эля промывала кисточки, и цветная вода попала ей на джинсы.

– Акварель плохо отстирывается, – предупредила ее Эля, обеспокоенно оглядывая пятно, забыв про отцов-молодцов и не очень.

– В смысле, один и тот же? – повторила вопрос Алиса, не обращая на пятно внимания. – Они братья, что ли?