Три времени года в бутылочном стекле

Красное солнце быстро двигалось к кромке горизонта, и море все меньше становилось похожим на Элькин рисунок. Алиса уже хорошо знала эти часы – небо могло долго наливаться розовым, но когда солнце уже подплывало к морю, закат происходил стремительно, и после недолгой статики размазанного алого по небу, на город обрушивались сумерки. Холодало, нужно было идти домой, но невозможно было даже приподняться. Эля уже закончила рисовать, и деловито складывала краски обратно в коробку в каком-то странном, только ей понятном порядке. Ускользающее за горизонт солнце нарисовало на ее носу и челке яркое пятно, как прощальное рукопожатие.

– Тебе нравится то, что ты есть сейчас? – спросила Алиса, помогая ей собрать кисточки. За последние десять минут, в свете полученной информации о возрасте, Эля резко повзрослела и даже помудрела в ее глазах.

– Ты про работу или вообще?

– Да про все. И про работу тоже. Про предназначение.

– Предназначение! Мне кажется, про предназначение еще рано очень говорить. Кому-то вообще никогда не придется. Кто-то только ближе к концу что-то поймет. Смешная ты. Я работаю в зоомагазине и несколько раз в неделю даю частные уроки вокала. Я очень люблю животных, и люблю петь. Деньги лопатой не гребу, но на жизнь хватает, мне особо-то ничего и не надо. У нас с мамой малюсенькая однокомнатная квартира, мы здоровы, сыты, одеты, вокруг – море, что еще можно хотеть такого материального? Вадя говорит, что я дура, но я вообще не понимаю, как может что-то не нравится в жизни! Столько всего прекрасного, вот прямо во всем, ты только оглянись!

– А когда кто-то болеет, умирает – что в этом прекрасного?

– Ничего. Но это неизбежно. Это должно учить нас радоваться тому, что есть, я так думаю.

– Завидую я таким, как ты. Вот правда, по-хорошему завидую. Я так не могу. Я всегда чем-то недовольна, о чем-то грущу. И совсем не знаю, кто я и зачем. Не знаю, кем я могу стать, и кем стану.

– Но тебе только двадцать…

– И это уже не шестнадцать, – поучительно парировала Алиса, подражая отцу, – должно какое-то осознание начинать появляться. А у меня совсем – вот нисколечки! – не появляется, мне кажется, даже больше с каждым годом куда-то исчезает… Вот ты всегда знала, кем хочешь стать?

– Я всегда знала, кем я, скорее всего, стану.

– И кем же?

– Матерью-одиночкой, – улыбнулась Эля, – у нас в семье как-то у всех женщин так получается. Не задерживаются мужчины.

– И никак этого не избежать? – обескураженно спросила Алиса. Такую точку зрения на свое будущее, да еще и поданную с глуповатой улыбкой, она встречала впервые.

– Ну пока ни у кого не получилось! Да нет, я не фаталистка, это типа шутки что-то. Но в каждой шутке…

– И не страшно?

– Ну, главное ведь, что матерью…

В самом конце ноября погода испортилась, утро начиналось с холодного, колючего дождя, днем тучи рассеивались и выходило обманчивое солнце, на котором слепило глаза без темных очков, но точно так же, как и утром, стыли уши и нос. Алиса достала свой старый омский пуховик, сроду не бывавший ни под дождем, ни под ярким солнцем, местные жительницы облачились в элегантные норковые пальто, под дождем превращающиеся в шкурки драных кошек.

– Купи себе хороший зонтик, – посоветовала Алисе тетка, – он тебя и от дождя, и от снега спасет.

– От снега?..

Снег, бывающий в Сочи не каждую зиму, все-таки выпал на пару дней – но позже, уже в январе, и, действительно, как по мановению волшебной палочки, в городе раскрылись зонты, на которых минут за десять образовывались целые сугробы, зонты тяжелели, провисали, отряхивались, и снова гордо поднимались над головами их владельцев. Шапки и перчатки, по крайней мере, с целью просто согреться, одевались здесь только в самых крайних случаях.

В конце ноября же просто начались дожди. Слышать новогодние мелодии, уже долетающие из телевизора, под ровный стук капель за окном первое время было дико, но со временем Алиса привыкла. Потом пришлось привыкнуть к тому, что пуховик, согревающий обычно в двадцатиградусные морозы, отказывался здесь это делать в солнечный день с температурой воздуха плюс пять, что в сумку одновременно должны помещаться и зонтик, и солнцезащитные очки, а теплые резиновые сапоги – самая что ни на есть нужная вещь в любом зимнем гардеробе. Единственное, к чему Алиса отказалась привыкать, так это к регулярным отключениям каких-либо жизненно важных функций в городе – света, воды, тепла, а происходило это часто. Теткин дом был полностью электрофицирован, и отключение света грозило его же концом в масштабах маленькой квартиры. Однажды электроэнергию отключили на четыре дня, и, так как котельная, отвечающая за подачу горячей воды и отопления в данном жилом комплексе, также работала от электричества, а не от газа, то данные услуги также угасли. Дом стремительно остыл, ледяная вода из-под крана обжигала руки; используя последний заряд на сотовом, тетка громко и бесполезно ругалась с начальником ЖКХ, а Алиса лежала одетая под одеялом и потухающим взглядом умирающего альпиниста в горах наблюдала за голубоватым огоньком, мигающим из теткиного телефона.