Три высоты

Герметизируется входной люк. Все…

Теперь я один. Оглядываюсь вокруг: все как всегда, все привычно, знакомо; все так, как уже было сотни раз за долгие недели предварительных тренировок.

Я улыбаюсь про себя. Я усаживаюсь в кресло летчика-космонавта — в мое кресло…

На пульте управления приступили к циклу подготовки. Знаю: он будет длиться еще целых два часа. Но я знаю также и то, что с какого-то момента начнется необратимый процесс, стартовая площадка обезлюдеет, возле ракеты не останется ни души. Начиная с этого момента уже никто ничего не может изменить. Космонавту — что бы ни случилось! — уже не дано покинуть корабль: только старт, только пуск!..

Но пока продолжается цикл подготовки. Со мною поддерживают двустороннюю связь, за мной, как и тогда, в сурдокамере, наблюдают по телевидению. Там, на командном пульте, знают, что нервное напряжение космонавта в эти минуты растет, растет и будет неизбежно нарастать до того самого момента, когда в ракете начнется необратимый процесс и включатся электронные часы — только тогда, в эту предельно эмоциональную для летчика-космонавта секунду, натянутые до предела нервы отпустит и наступит сброс.

Но секунда эта и нервная разрядка, связанная с ней, еще не пришли. Поэтому меня пытаются отвлечь, ободрить дружеским словом, шуткой. Не важно, удачна ли сама шутка или нет — важно, что с ее помощью поддерживается эмоциональный контакт, восстанавливается ощущение, что космонавт не одинок, что за него болеют, переживают, радуются, что он участвует вместе с остальными в одном общем деле. А вместе с тем с земли продолжают внимательно следить за всем, что происходит в кабине. Нервное возбуждение космонавта может привести к ошибкам. В таком случае ему вовремя, тактично, но настойчиво напомнят: сделай то-то, проверь то-то… Словом, нервы нервами, а работа работой.

«Как перед боем», — думаю я. И на душе становится легче. Я жду команды.

— Ключ — на старт!

Пошли электронные часы. Пуск ракеты рассчитан с точностью до третьего знака секунды.

Автоматика «опрашивает» двигатели: как давление, температура — словом, все ли в порядке?.. Вместе с автоматикой те же вопросы мысленно задаю себе и я…

Вместо ответа чувствую легкий толчок, за ним еще один — это начали расходиться фермы. Сейчас мне, конечно, их не видно, вообще ничего не видно: кабина корабля наглухо закрыта аэродинамическим колпаком — при взлете он примет на себя силу сопротивления атмосферы. Но высвобождение в момент старта ракеты из стальных объятий поддерживающих ее ферм обслуживания я не раз уже видел прежде. Представить это сейчас не составляло никакого труда…

Массивные — сплошного ажурного переплетения — фермы, будто скорлупа расколотого на четыре части диковинного, цилиндрической формы ореха, медленно и плавно раскрываются, как бы вылущивая из себя вместо ядра стройное тело ракеты — гигантский, поставленный на торец карандаш, припудренный иссиня-белым инеем. Вот фермы окончательно разошлись, ракета теперь на стартовом столе совсем одна, кажется, что в мареве испарений она колышется и только чудом удерживает свою гордую, устремленную ввысь вертикаль…

Мысленно я забегаю вперед и дорисовываю воображением не раз виденную картину. Вибрация ракеты усиливается, с ее обшивки осыпается иней, одновременно внизу вспыхивает бурлящий клуб ослепительного бледно-оранжевого пламени, а все вокруг сотрясает мощная волна грохота. Грохот раздирает воздух стремительно расходящимися в пространство волнами, подпирающий ракету столб пламени растет — ракета плавно сходит со стартового стола. Проходит несколько стремительных, но в то же время необъятно емких секунд, и высоко в небе, там, куда только что ушла ракета, гаснет крохотное пятнышко слабого света последний зримый след выходящего на заданную орбиту космического корабля…

Но мой «Союз-3» еще на Земле. Я слышу, как усиливается внизу гул, и забежавшая вперед мысль возвращается в действительность; двигатели из подготовительного выходят на рабочий режим.

Электронные часы отсчитывают последние мгновения перед стартом.

Невидимая сила мягко, но мощно все глубже и глубже вдавливает меня в кресло.

«Все в порядке!..» — усмехаюсь я про себя.

На 290-й секунде кабину внезапно залил яркий свет — как ночью луч прожектора. Все ясно: сработал пиропатрон, отбросив в пространство ставший ненужным аэродинамический обтекатель. Теперь можно взглянуть в иллюминаторы. Но прежде всего передаю на Землю:

— Колпак сброшен!

— Не волнуйся, дождя теперь уже не будет! — откликнулся кто-то с Земли.

О том, что за 290 секунд мой «Союз-3» вышел на такую высоту, до которой не дотянуться никаким облакам, я знал. И все же приятно было услышать подтверждение, что все идет нормально.