В эту памятную ночь я впервые за много дней заснул спокойно. Словно после укола морфия, я блаженствовал до самого рассвета. Утром, проснувшись среди двух окоченевших женских тел, я вновь почувствовал себя молодым и полным сил. Меня как будто омыли первым весенним дождём и напоили молодым вином. Это было свидетельством того, что мой Тёмный Повелитель милостиво принял от меня очередную жертву. Покидая ночное прибежище, я уже не был человеком с обнажёнными нервами. За ночь мои душевные раны затянулись, а на теле наросла новая кожа. Меня больше ничто не мучило и не раздражало, даже десятирублёвая ассигнация, навсегда зажатая в кулаке мёртвой женщины.
Глава 7
22 часов 55 мин. 16 октября 20** года.
Ближнее Подмосковье, посёлок Белая дача
Звонок был пронзительным и тревожным. Мостовой открыл глаза и выжидающе посмотрел на старый эбонитовый телефонный аппарат, стоявший на прикроватной тумбочке. Брать трубку не хотелось. Жизненный опыт подсказывал, что поздние телефонные звонки несут одни неприятности, поэтому Василий Иванович выжидал. Однако телефон продолжал настойчиво буравить ночную тишину тревожными трелями. Мостовой нехотя опустил ноги, сел на краешек кровати и снял трубку.
– Слушаю Вас, – недовольным тоном проскрипел он в трубку.
– Добрый вечер, Василий Иванович! Калмыков на проводе.
– Ночь на дворе, – поправил министр, который по наигранно-бодрому тону собеседника понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее.
– Надо бы повидаться, Василий Иванович, – тем же фальшиво-бодрым тоном продолжил Калмыков. – Разговор есть.
– Климент Михайлович, я завтра съезжаю с дачи и перебираюсь на зимние квартиры, в Москву то есть. Может, завтра зайдёшь ко мне вечерком, и мы с тобой по-стариковски покалякаем? – в последний раз попробовал Мостовой перенести встречу.
– Да я бы с превеликой радостью Василий Иванович, но время не терпит.
– Приезжай, – вздохнул министр и повесил трубку.