Апрельским утром 1945 года Маргарита сидела на веранде отеля в Буэнос-Айресе и листала очередную газету, пока не наткнулась на жуткую фотографию: два трупа — мужской и женский — подвешены за ноги, как коровьи туши на скотобойне. Маргарита хотела отбросить эту гадость, как вдруг увидела подпись под фотографией «Муссолини и его любовница». Она остолбенела. Потом, даже не взглянув на Кларетту, пристально всмотрелась в Бенито. Изувеченное лицо с разинутым ртом, безжизненно свисающие руки, пятна крови на рубашке.
Газета выпала из рук.
— Синьора, вам плохо? — участливо спросил официант. — Синьора!
— А? Что?
— Вам плохо?
— Нет, нет.
Официант поднял газету, положил ее на столик и отошел.
Маргарита не могла оторваться от ужасной фотографии. Что они с ним сделали! Она смотрела на газетный снимок, а видела перед собой живого, сильного Муссолини, сжимавшего ее в своих ручищах. Бык! Освежеванный.
Если бы ты меня послушал, Бенито… Как я тебя любила…
Заметка под фотографией сообщала, что, переодевшись немецким солдатом, Дуче отступал вместе с немцами, но был захвачен в плен итальянскими партизанами. Они расстреляли его вместе с любовницей, отвезли трупы в Милан и под улюлюканье толпы подвесили их вниз головой на площади Лорето.
За считанные часы перед расстрелом на коротком допросе командир партизан спросил Муссолини, почему он предал социализм. «Это социализм предал меня», — отрешенно бросил Муссолини.
Мог ли он представить себе, что будет висеть на той самой площади Лорето, на которой Анжелика Балабанова задала ему вещий вопрос: «А где повесят нас, когда пролетариат с нами не согласится?»
Из названия своих мемуаров «Моя вина, или Муссолини, каким я его знала» Маргарита убрала «Моя вина», сочтя, что искупила ее самим фактом написания мемуаров. Да и можно ли вменять ей в вину, что она искренне верила в фашизм. А что Муссолини потом скатился до диктатуры — так это не ее вина.
В «Муссолини, каким я его знала» он был лишен всякого глянца. Неуверенный в себе, самовлюбленный, высокомерный, трусливый недоучка, он был одержим такой жаждой власти, что забыл об итальянском народе, ради которого когда-то создал фашистское движение. А тут еще и пагубное влияние Гитлера.
Маргарита отказалась издавать мемуары в Америке. Она не захотела делиться сокровенным с такой огромной аудиторией и опубликовала их в переводе на испанский в газете «Критика». Там они печатались с продолжением, не вызвав у публики особого интереса. А редактор «Критики» вспоминал, что Маргарита долго торговалась с ним из-за гонорара.
22
В 1947 году шестидесятисемилетняя Маргарита вернулась в Италию.
Радость от встречи с родиной и с детьми была омрачена тем, что в сутолоке аэропорта у нее украли кошелек.
Близкий друг Маргариты, американский художник Джордж Биддл, поселившийся в Италии еще до войны, увидев Маргариту после долгого перерыва, был потрясен: «Ей было трудно ходить из-за больного колена, и временами казалось, что она глухая. У нее начали выпадать волосы, а их остатки выглядели так, будто они не знают ни воды, ни расчески. Да и вся она какая-то неухоженная. Но больше всего в этой когда-то веселой, жизнерадостной и сильной женщине меня поразил взгляд. Испуганный, растерянный, заискивающий. Взгляд старухи (…) Эта женщина — трагический пример того, как диктатура разлагает и калечит человека (…) Ее ум и душа отравлены многолетним сотрудничеством с пагубным движением (…) Эта несчастная женщина думала и поступала исключительно под воздействием (…) жажды власти»[274]
.Маргарита не захотела возвращаться в свою римскую квартиру и сняла апартаменты в одном из самых дорогих отелей. Журналисты быстро пронюхали, где она поселилась, и накинулись на нее.
Укутав ноги в плед и закурив, Маргарита показала журналистам испанское издание своей «Истории современной живописи», но их интересовал только Муссолини.
— Расскажите, пожалуйста, о ваших отношениях с Дуче.
— Да что рассказывать, — скривилась Маргарита, — были мы с ним дружны. Я в него верила, пока он вел разумную политику и не начал войну в Абиссинии.
— Каковы ваши политические взгляды?
— В юности я была социалисткой. Всю жизнь занималась политикой, а сейчас хочу от нее отдохнуть.
— Что вы думаете о послевоенной Италии?
— Уж очень много журналистов, писавших при фашизме, продолжают писать и сейчас, — саркастически усмехнулась Маргарита.
Знакомые шарахались от Маргариты и, едва завидев ее, торопливо переходили на другую сторону улицы, гости ее бывшего салона не хотели о ней и слышать, и даже совсем чужие боялись очутиться на людях рядом с ней.
Неприятная сцена произошла, когда Маргарита стояла в очереди на первой послевоенной венецианской Биеннале. Ее узнал один коммунист и вытащил из очереди с криком: «Вон отсюда, тут нет места таким фашисткам, как вы!»
В Италии фашизм вышел из моды. Ему на смену шел коммунизм.