Три женщины

«Привет из милой гостеприимной Палестины (она приняла меня по-царски)… С Новым 5698 годом[429]. Я его встречал в ермолке…»[430].

Поэтесса Зинаида Вейншал[431], супруга доктора Авраама Вейншала[432], соратника Жаботинского, помогла Кнуту устроить несколько литературных вечеров в Хайфе, а в Тель-Авиве он встретился с самыми видными израильскими поэтами — выходцами из России: Шаулем Черниховским[433]

, Авраамом Шлионским[434], Леей Гольдберг[435], Натаном Альтерманом[436]. Они перевели его стихи на иврит.

В следующем письме из Палестины Кнут писал:

«Здесь мы находим все, что нам дает сегодняшний Париж, и вдобавок всю специфику Палестины. А то, что мы все-таки теряем — французский театр (малая величина), парижский городской пейзаж (…) и дорогие заезжие гости, — компенсировано с лихвой. Неудобно, что тут кризис. Но страна новая, и человек с инициативой может найти применение силам и капиталу (…) (Будь у меня деньги, устроил бы „ciné-actualités“[437]

, тут такого еще нет, и, конечно, чуть раньше-чуть позже, такое появится.)»[438].

В Палестине Кнут написал одно-единственное стихотворение, которое вошло в цикл его стихов «Прародина»

Бугры горбатых рыжеватых гор,Верблюдами разлегшихся по склонам,Бесплодья цвет, где редко жадный взор

Утешится пятном темно-зеленым.…………………………………………И вновь — всерастворяющий покойНад вечностью библейскою, заклятой.И сквозь стеклянный неподвижный зной

Мне слышен Бог, склонившийся над Цфатом.

В этом «всерастворяющем покое» Кнут особенно остро ощутил, что Бог склонился не только над Цфатом, но и над ним, еврейским мальчиком из Бессарабии, который с опозданием на тридцать семь лет ступил на землю прародины.

Как вспоминали знакомые Кнута, в Париже его принимали за цыганенка, а в Иерусалиме — за араба, благодаря чему он мог спокойно ходить по Старому городу в самый разгар беспорядков.

11

Вернувшись в Париж в конце 1937 года, Кнут опубликовал путевые заметки, в которых главу о прародине озаглавил

«Открытие Палестины»[439]