Три жизни Иосифа Димова

Я удобно устроился под тентом, набил трубку табаком и закурил. Некогда бедуины, кочуя среди песков, покуривали из чубуков, но нынче не те времена, чубука не найдешь днем с огнем, да это было бы и несолидно. Шоссе, ведущее в пустыню, сначала вилось среди садов и мотелей, потом кетоновое покрытие сменилось асфальтом, и дорога черной стрелой устремилась на юг. Там, где начиналась прямая как стрела дорога, была установлена надпись на трех языках – русском, французском и английском, гласившая, что вы въезжаете в зону заповедника „Сахара”, охватывающего пространство в сто квадратных километров, и что в пределах заповедника любой вид охоты категорически воспрещен. Наш „корабль” промчался мимо надписи, оглашая окрестность певучим звоном. По обе стороны дороги лежали обширные пространства мелкого желтого песка. В одном месте виднелся песчаный холм, там тоже была надпись, она уведомляла, что перед вами дюны. У подножия дюн, на площадке, обнесенной никелированными перилами, лежал огромный скелет верблюда. Эта неприглядная картина должна была напоминать путешественникам о тысячах жертв которые уносила немилосердная пустыня в ту эпоху, когда жители еще не пользовались поездами на воздушных подушках и ракетными самолетами.

Не успел я докурить свою трубку, как „корабль пустыни” остановился в центре заповедника. Здесь высился гигантский баобаб, сверкали на солнце витрины десятка сувенирных киосков, небольшой ресторан с уютными террасами так и зазывал путешественников посидеть в тени за глотком холодного виски. В раскаленном воздухе носились запахи омлетов, крепких коньяков, ароматного табака. На чудовищно толстом стволе баобаба висела никелированная табличка с надписью на французском языке, которая гласила, что этот баобаб изготовлен из пластмассы на между народ ном химическом комбинате в Триполи, дальше следовал год выпуска. За киосками сувениров лениво, равнодушно вытягивали шеи облезшие, шелудивые одногорбые верблюды.

Я предложил водителю „корабля” посидеть в прохладе ресторана и попросил официанта принести две порции виски. От виски шофер наотрез отказался, объяснив, что пить ему запрещено, тогда я заказал ему стакан апельсинового сока, а виски придвинул к себе.

– Этот заповедник – просто недоразумение! – сказал я и, одним духом осушив рюмку, добавил: – Что такое сто квадратных километров? Для заповедника и десяти тысяч мало!

– Что вы говорите! – воскликнул водитель. – И за это спасибо! Трипольский КМ Магнус хотел свести размеры заповедника до десяти квадратных километров – ни больше ни меньше! Местное триполитанское начальство заявило, что Магнус прав: мол, сыпучий песок мертв, если же его облагородить, дать ему воду, он будет давать плоды, а плоды служат источником питания или содержат витамины… Тогда вмешалось международное объединение туризма, оно направило протест во Всемирный Совет, потребовало отмены решения триполитанского Магнуса и увеличения площади заповедника до тысячи квадратных километров. Всемирный Совет ответил,, что Магнус рассуждает правильно, он руководствуется мыслью о реальной пользе. Мол, от сыпучих песков людям совершенно никакого толку. Пляжи другое дело – там песок служит человеку. Но чтобы не обидеть объединение туризма, члены совета махнули рукой и распорядились увеличить площадь заповедника до ста квадратных километров. А вы говорите – десять тысяч!

– А почему это ваш Магнус так дрожит над каждой пядью земли? – спросил я.

– Потому что ему нужно найти место для десятка заводов и пятнадцати садово-огородных массивов, – ответил мой собеседник и ни к селу, ни к городу брякнул: – Чтоб ему пусто было с заводами и массивами! Насовали на каждом шагу – носу не высунешь из дома!

Кончив эту тираду, бедняга побледнел. Он чересчур распустил язык и испугался.

– Не бойся! – промолвил я печально. – Я не побегу доносить на тебя вашему КМ Магнусу!Водитель закурил и смущенно, как бы оправдываясь, объяснил:

– Я уже раз погорел в Копенгагене. Если провинюсь вторично, проклятый ящик зашлет меня к черту на кулички – на дно моря или в рудники Антарктиды. Региональные советы редко возражают кибернетическим машинам. Наоборот, я бы мог привести пример, как региональный совет усубил наказание, которому подверг моего приятеля Магнус, а не стоит портить настроение!

– Не беспокойся, все будет в порядке, – сказал я и задумался.

Мы воротились в „сердце пустыни” задолго до обеда, и я прошел в биллиардную. Там я застал еще двух любителей биллиарда и за какие-нибудь полчаса вогнал в лузу больше шаров, чем у себя дома за полгода. Один из игроков был канадец, а другой – американец из Сан-Франциско. Американец с виду был человек замкнутый, душевно ленивый и безразличный, канадец же, наоборот, производил впечатление своей живостью, он горячился по пустякам, говорил громко, непрерывно жестикулируя.

Кончив игру мы вышли на крытую веранду, улеглись в шезлонги и с удовольствием подставили лица свежему ветерку, потягивавшему с востока. Ветерок доносил запах цветущих апельсинных и лимонных рощ.