Тридевять земель

Князь имеет отношения не только с сановниками; он сообщается постоянно и притом патриархальнейшим образом со всем своим народом, чему способствует сама внешняя обстановка его скромнаго двухэтажнаго дворца или конака в столичном граде или вароше Цетинье, считающем не более 1.500 жителей. Полянка, среди которой построен город, окружена горами; из них самая высокая – Ловчен, на которой похоронен последний владыка-государь Петр II – монах, воин и поэт. Город не обнесен стенами, он имеет вид длинной улицы, пересеченной немногими короткими поперечными и несколькими незастроенными еще площадями. На одной из них видны развалины церкви и остатки кладбища. Церковь эту выстроил в 1484 году основатель города Иван Черноевич, владетель горной Зеты, поселившийся в этих высях, уходя от турок. Сад княжеского конака примыкает к развалинам этой древней церкви. За теми же развалинами, у подошвы горы, красуется монастырь в итальянском вкусе – с аркадами, а за ним на возвышении башня с конусообразным верхом, на которой до 1850 года торчали на кольях отсеченныя головы турецкия. Княгиня Даринка, жена князя Данила, выпросила у мужа приказание снять и похоронить эти ужасные трофеи. Конак выходит одною из своих сторон на открытую площадку, среди которой широко раскинул ветви, густо покрытые листвою, древний вяз, пень котораго кругом окопан и выложен камнем. Эта площадка тоже что форум или агора; весь день толкается здесь народ, сходятся и беседуют сановники о политических новостях, останавливаются просители, пришедшие хлопотать в судах или министерствах, здесь ждут приказаний княжеские перяники, сидя на скамьях или забавляясь киданьем тяжелых каменных шаров. Сам князь является нередко, садится под сенью вяза на каменном сиденье, беседует или судит, словом, действует как святой Людовик французский под историческим дубом в Венсене. Не бывало примера, чтобы князь, отправляясь за границу или возвращаясь, или решившись на какое-либо политическое действие, не открыл своих намерений или не сообщил достигнутых результатов таким примитивным способом народу, окружающему его толпами со всех сторон. В числе перяников я увидел одного в красной феске. Мне сказали, что это бег из новоприсоединенного Никшича, который попросился на службу к князю, несмотря не то, что он магометанин. Я удивился, но мне заметили, что князь не делает между подданными никакого различия по вероисповеданию.

Несомненно, что Черногория наиболее обязана своими теперешними успехами и значением способностям, энергическому характеру и необыкновенному уму своего государя. Князь и народ не раз испытали превратности судьбы. Всего тяжелее им пришелся 1862 год, когда в самом Цетинье Омер-паша предписывал горцам условия мира, почти уничтожившие независимость страны. С тех пор не только потерянное было возвращено и наверстано, но владения распространены, закруглены и примыкают теперь к самому морю. Предстоят заботы, как восстановить разоренный до основания Антивари, как обуздать албанцев, как держать баланс точно на натянутом канате между различными внешними влияниями, между Веною и Петербургом. Средства князя весьма скромны; главный ресурс его казны это субсидии, охотно и с давних времен уплачиваемые обеими великими христианскими державами за испытанную готовность черногорцев к войне с турками. Князь воспитывает дочерей в Петербурге, но, говорят, намерен отдать своего сына на воспитание в Вену. Австрия для Черногории опаснее турок. Поводом к постоянным неудовольствиям служит присутствие на черногорской территории выходцев из Босны, Далмации и Герцеговины, которым не может отказать Черногория в гостеприимстве с силу своих вековых преданий насчет свободы убежища. Никогда не забуду двух дней, проведенных в Цетинье. Не мог я вдоволь насытиться и легким горным воздухом, и свободою большею, нежели где бы то ни было, похожею на ту, какую ощущаешь в Швейцарии…"

* * *

Весной побережье Боки Которской особенно прекрасно: жара ещё не томит, до начала курортного сезона ещё далеко, и только красные лакированные лодки меланхолично, наискосок пересекают залив. Большие круизные лайнеры ещё не подходят к Котору, туристы встречаются единицами, и содержатели ресторанчиков выходят на воздух из пустых помещений и просто стоят, созерцая текущую жизнь.

По сравнению с прошлым своим приездом Михаил нашёл некоторые изменения. Дом на первой линии был достроен, одет, как в доспех, жёлтым мрамором, и у него даже появилось название: "Villa lav". Сначала по созвучию с английским слово "lav" ассоциировалось с любовью, но когда Михаил справился в словаре, выяснилось, что lav это всего лишь лев.