Тридцать дней тьмы

Заметно было, что Сигрун слегка расслабилась: плечи ее немного опустились, как будто магическое слово «рассказывай» само по себе сняло с них некое невидимое бремя.

– Все началось, когда Элле было тринадцать лет. Эгир ее изнасиловал, и она в результате забеременела мной.

Нервно сглотнув, Ханна посмотрела на сидящую перед ней женщину.

– Прости, что?

Ханна старательно делала вид, что пытается неловкими детскими каракулями записать на листке левой рукой какой-то текст. Правда, это было в общем-то для проформы – она и так все прекрасно запоминала.

– Значит, Элла твоя мать, а Эгир твой отец?

Сигрун кивнула.

– А Тор был моим братом. Эгир и Вигдис обручились. Однако Вигдис ничего не было известно, она просто думала, что Элла, будучи подростком, на год уехала, чтобы обучиться чему-то новому, а к Эгиру относится так плохо, потому что ревнует.

В голове Ханны роились тысячи вопросов. Братоубийство было, пожалуй, последним, что она могла себе представить. Однако какова все же причина?

– Почему ты убила Тора?

Сигрун покачала головой.

– Нет, как договорились – с самого начала.

Ханна поспешно кивнула. До тех пор, пока Сигрун болтает, она никого не убьет.

– Эллу отослали к родственникам в маленькую деревушку на севере. Оставаться здесь ей было невозможно, однако там ей оказалось едва ли не хуже. Помимо того что ей пришлось пережить психологическую травму, связанную с изнасилованием, а также физические страдания в ходе опасной беременности, к которой ее тело было тогда, разумеется, вовсе не готово, не говоря уже о родах, которые ее чуть не убили, она для всех – и взрослых, и прочих детей в школе – стала объектом постоянных издевательств и унижений. Ей это было попросту невыносимо.

– Откуда ты все это знаешь? Ведь ты тогда еще не родилась!

– Всю мою жизнь мне об этом твердили все вокруг. О бесстыжем ребенке и девушке с дурным характером. Наверняка для того, чтобы я не вздумала ее искать. Но когда я выросла, то поняла, что вины Эллы в этом ни в коем случае нет.

– А ты уверена, что это и вправду было изнасилование? Что Элла не?..

– Не сама хотела?

Лицо Сигрун потемнело от гнева. Было заметно, что легкое сомнение Ханны сработало как охапка дров для уже полыхающего костра.

– Это было грубое изнасилование, я могла бы рассказать тебе о нем в деталях, однако, честно говоря, читаю умолчать. Когда я нашла Эллу, она посвятила меня во все обстоятельства фактически против моей воли. Однако выяснилось, что ей просто необходимо было выговориться, когда кто-то наконец спросил ее об этом. И я оказалась первой.

На некоторое время Сигрун умолкла. Представив себе возможные подробности признания Эллы, Ханна вздрогнула. Сигрун посмотрела на нее.

– Многие годы я верила их рассказам о ней. Что она была сама во всем виновата, что принесла меня в этот мир во грехе и стыде и поэтому со мной можно обращаться так, как они обращались. Многие годы я ее ненавидела.

– Где ты выросла?

– Мои приемные родители были нашими дальними родственниками. У них уже было пятеро своих детей. Я была той, кого следовало бить и пинать, ведь все считали меня шлюхиным отродьем. А когда я стала подростком, все молодые люди в деревне стали думать, что я такая же, как и моя мать…

Взгляд Сигрун, устремленный на темные волны, замер. Внезапно Ханна сообразила, что лодкой никто не управляет. Они что же, стоят на якоре? Ханна в этом совершенно не разбиралась. Видимо, ей предстояло выслушать рассказ Сигрун обо всех этапах ее падения, но почему-то она догадывалась, чем все это должно закончиться. А вот об Элле ей хотелось узнать гораздо больше.

– Если ты так переживала за Эллу, зачем ты убила того, кто был для нее дороже всех на свете? Да еще и принадлежавшим ей молотком?

Сигрун с горечью посмотрела на нее.

– Та любовь, которую она дарила Тору, предназначена была мне. А молоток был просто символом.

– Значит, ты убила его из ревности?

Сигрун мотнула головой.

– Я сделала это не для того, чтобы причинить боль Элле, а чтобы отомстить Эгиру. Именно он виновен во всех бедах, выпавших на долю мне и Элле, и он единственный, кому никогда не приходилось ни за что расплачиваться. Наоборот, он всегда вел прекрасную жизнь, получал квоты на вылов рыбы, построил самый большой в деревне дом, добился того, чтобы все вокруг смотрели на него снизу вверх. Таких, как он, мир не наказывает. Мир наказывает его жертв.

Ханна старательно придерживалась здравого смысла, поскольку, хотя в рассказе Сигрун и было рациональное зерно, однако это вовсе не оправдывало ее поступков.

– Но если ты хотела, чтобы правда вскрылась, почему ты просто обо всем не рассказала или не заставила это сделать Эллу? Вовсе не обязательно было лишать кого-то жизни.

– Что касается последнего, то я много лет уговаривала Эллу. А первое было сделать довольно трудно, поскольку без желания Эллы меня поддержать я буду выглядеть просто сумасшедшей бабой, которая хочет всем испортить жизнь. Ведь если ко мне прислушаться, никто ничего не выиграет. Поэтому-то я и была так рада, когда появилась ты. Я увидела в этом шанс наконец-то рассказать свою историю.

Ханна посмотрела на нее.