Тридцать ночей

— Число Авогадро³⁵. Любимая константа моего папы. Видимо мой мозг позаимствовал его для сна.

Его брови сошлись вместе, нахмурившись, и я смогла рассмотреть битву в его глазах: спрашивать, не спрашивать, эмбарго? В итоге, он кивнул, но больше давить на меня не стал. Возможно, он также хотел, чтобы эмбарго продлилось ещё немного дольше.

— А почему ты не спал так поздно? — сменила я тему разговора. — Не мог оторваться от наблюдения за тем, как я пускаю слюни?

Красивая, асимметричная улыбка приподняла его губы, и ямочка сформировалась на его щеке.

— Что-то типа того.

— Не хочешь лечь поспать? Должно быть уже поздно.

Я посмотрела на ночь, вступившую в свои права за стеклянной стеной, задаваясь вопросом какой был час. Это самый худший из возможных для меня вопросов. Сколько часов у нас осталось? Как я смогу уйти после этого?

— Нет. Если только ты не хочешь. Я не очень хороший соня, — он пожал плечами.

Но я знала о бессонных ночах слишком много. Ночи, когда кошмар твоих снов так же ужасен, как и реальность. Эта ночь была не такой, как те ночи. И я тратила её на кошмары, которые могут заставить Фрейда выйти на пенсию раньше, вместо того, чтобы смотреть на Айдена с вожделением.

Я быстро передвинулась ближе к нему на кровати. Он обвил меня руками.

— Итак, если ты не хочешь спать, чем ты хочешь заняться? — спросила я, целуя уголок его рта.

Несколько секунд он пристально смотрел на меня, но не набрасывался. Возможно, поступать так с женщиной, которая только что пережила ночной кошмар, противоречило его морали.

— Я бы хотел, чтобы ты рассказала мне что-нибудь, что не попадает под эмбарго.

— Что ты хочешь знать?

— Всё.

Он играл с моими волосами, предоставляя мне время на размышление. Он едва дышал, вероятно, боясь давить на меня.

В тишине, которая поглотила нас, у меня появилось внезапное желание оставить что-то позади — здесь, с ним. Не на его кровати, не в стенах его дома или даже не на его коже. Нечто глубже, в таком месте, которое только он знает. Желание становилось принуждением. Оно с силой билось о мою грудную клетку с настоятельностью того, кто был привязан к электрическому стулу.

— Ты готов к полуночной прогулке? — спросила я.

Его брови изогнулись. Видимо он ожидал долгую историю или, учитывая мой послужной список, битву за информацию.

— Куда?

— Есть место, куда я обычно хожу одна. Оно закрыто сейчас, но мы всё равно сможем попасть внутрь. Я бы хотела показать тебе его, — сказал я, ошеломленная и сбитая с толку своим собственным решением.

Этот прекрасный незнакомец казался более правильным, правильней Хавьера и Реаган, гораздо правильней, чем любой, кого я встретила здесь.

Айден улыбнулся.

— Было бы честью для меня.

Маленький уголёк в самом сердце моей груди накалялся и пульсировал, пока остальная часть меня затаилась от того, что я собиралась сделать. Это было начало мучительного конца. Но я буду беспокоиться по этому поводу завтра. И возможно это был способ разделить с ним нечто, что имеет отношение и ко мне тоже.

— Пошли, — сказала я, выбираясь из кровати.

Он же сделал совсем противоположное. Он откинулся назад на кровать, упёршись на свои локти, его глаза путешествовали по мне. Я прикрыла свою грудь и позорно убежала в другой конец роскошной спальни, где на полу кучкой лежало мое платье. Он жизнерадостно рассмеялся беззаботным смехом, который расколол ночь. Это было освобождением, подобно звуку водопада.

— Элиза, я запомнил на всю свою жизнь то, что ты сейчас пытаешься прикрыть. Поэтому ты с таким же успехом можешь позволить мне насладиться представлением.

Он прав, идиотка. Он всё это уже видел. Всё же, я схватила своё платье и прижала его к груди, покраснев с головы до пят. Он откинул с себя покрывало, встал с кровати и не спеша пошёл в мою сторону, на нём не было ничего, кроме совершенной безупречной кожи. Я понимала, что он шёл своим привычным шагом, но для меня это было как в замедленной съёмке. Я была абсолютно уверена, что ангелы пели на небесах.

— Пытаешься коё-что запомнить для себя, Элиза?

— Не совсем. Просто осознаю, что память не воздает по заслугам действительности.

Он улыбнулся, но на этот раз ямочка на щеке не появилась.

— Зависит от памяти, — сказал он так тихо, что я не была уверена, расслышала ли я его правильно.

Он потянулся ко мне, накрыл ладонями мои руки и выдернул платье из моих пальцев. Его глаза начали исследовать меня, начиная с корней волос и заканчивая подогнутыми пальчиками ног. Он наклонился ко мне, поднеся рот к моему уху:

— Не прячься от меня, — его дыхание послало огненный поток по моей коже. Но как только моё дыхание ускорилось, он отошел: — Заманчиво, однако, я не хочу, чтобы тебе было больно. Тебе потребуется позировать ещё завтра, — он подмигнул и, тут же без каких-либо колебаний, к нему вернулся юмор.

Ох, чёрт, моя картина! Будет ли он все также настаивать на этом, когда услышит правду?

Широко шагая, он направился во встроенный гардероб — или точнее, во встроенные апартаменты — захватив с собой моё платье.