Тридцать три удовольствия

Разбежавшись, я нырнул и быстро поплыл, ожидая, что Птичка не замедлит пуститься за мною вдогонку, но она не спеша плыла рядом с Мухиным. Они о чем-то разговаривали. Я заплыл очень далеко и все ждал, что снова сведет мышцу. Теперь мне хотелось утонуть, и пропади они все пропадом, неверные эти мужья и жены. Я снова лежал на спине и шептал: «Туда! Туда! Туда!» В голубом куполе двигался белый крестик самолета, и я подумал, что если мое желание исполнится, то не так, как я хочу, и то «Туда!» перенесет меня в салон самолета. Хорош же я там буду — мокрый и в одних плавках.

На сей раз я поплыл к берегу, загребая влево, чтобы вернуться на пляж пансионата «Восторг», где меня ждала Тамара. Но выбравшись на берег, я не нашел ее на пляже. Мои вещи лежали там, где я их и оставил, а ее вещей не было. В пансионате ее тоже не оказалось. Должно быть, обиделась и одна укатила на какую-нибудь экскурсию. А жаль, мне так не терпелось развеселить ее рассказом о дуэли на мороженом.

На обед она тоже не явилась, и после обеда, сколько я ни заходил и ни стучался в ее дверь, никто не отвечал. Перед ужином я поинтересовался у администраторши, не знает ли она, где сейчас можно найти Тамару Владимировну Коневу, и получил ответ, что она сдала ключи и уехала из пансионата с чемоданом, хотя ей еще оставалось четыре дня.

Ужасно расстроенный бегством Тамары, я купил в баре пансионата бутылку коньяка и выпил ее в полном одиночестве. Серебряный браслет с перламутром, который я взял у нее вчера, чтобы починить, остался у меня на память. Теперь у меня было два женских браслета — первый якобы от Бастшери, а на самом деле, от Ардалиона Ивановича, ведь это он купил его в Египте и заказал выгравировать надпись, а потом подсунул мне, как бы от таинственной египтянки. И вот теперь второй. Я решил подарить египетский браслет Птичке, а Тамарин оставить себе. Может быть, когда-нибудь встретимся, и я верну его. Адресов и телефонов мы друг другу не успели оставить. Хотя — вдруг дошло до меня — можно же узнать у той же администраторши!

На следующий день я сразу отправился туда, где вчера произошла моя дурацкая дуэль с Мухиным. Я решил подружиться с ними. Подарить ей браслет, а ему бутылку страшного старика. Но, проведя целый день на пляже, я так и не дождался их прихода. Неужели и они дали деру? Это было бы совсем подло.

Телевизор в холле пансионата без конца показывал московские события — гибель троих парней под мостом у Белого дома, которые пытались остановить бронетранспортеры, свержение ГКЧП, возвращение из Фороса Горбачева, торжество Ельцина, Хасбулатова, Руцкого и прочих августовских победителей, демонтаж памятников Дзержинскому, Свердлову, Калинину. Последнее почему-то возбуждало в обитателях пансионата «Восторг» наибольшие разногласия. Одни ратовали за то, чтобы уничтожить все монументы вождям революции, другие вдруг заговорили о вандализме и утверждали, что памятники — это свидетельства истории, и их нужно хранить, независимо от того, чью личность они возвеличивают. Один из отдыхающих имел неосторожность обронить фразу: «Большевики свергли коммунистов». На него тотчас написали коллективное письмо с требованием выселить из пансионата, а по возможности и проверить, не причастен ли он к ГКЧП. Я отказался подписываться под этим документом победившей демократии и ожидал, что и на меня составят донос.

— А не он ли сжег бильярдную? — услыхал я как-то за своей спиной и осознал, что сие подозрение пало на меня. Разумеется, от поджога бильярдной до такого тяжкого преступления, как неподписание доноса, один шаг.

Каждый день я обходил все пляжное побережье поселка, но двое любовников исчезли бесследно. Конечно, я мешал им, а берег Черного моря большой, нетрудно найти какой-нибудь другой уголок для счастливого уединения.

В последний день августа, отлично загорев и отдохнув, я покинул изумительный пансионат «Восторг» Министерства культуры Российской Федерации.

Удовольствие двадцать третье

НОВОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ С АРДАЛИОНОМ ИВАНОВИЧЕМ

Mais les vrais voyageurs sont ceux-la seuls qui partent

Pour partir; coeurs légers, semblambles aux ballons,

De leur fatalité jamais ils ne es’ecartent,

Et, sans savoir pourquoi, disent toujours: Allons!

Charles Baudelaire. «Le Voyage»[72]

В Москве я успел провести лишь две недели. В середине сентября ранним-ранним утром, в половине шестого раздался звонок Ардалиона Ивановича, и веселый голос сообщил мне в трубку:

— Полковник Мамонин, главнокомандующий Тетка объявляет вам, что пошла волна, труба зовет, теплоходы ревут. Жду вас у себя в полной боевой готовности в десять ноль-ноль по московскому времени. Форма одежды парадная, походную форму взять с собой. Две недели жизни прошу вычеркнуть из своего календаря. Как поняли?