Тридцать три удовольствия

Через полчаса мы отправились на «фордке» Ардалиона Ивановича на Семеновскую. Увы, мне пришлось уступить просьбам Мухина и разрешить ему и Птичке пожить некоторое время в квартире, которую я снимал. Но видит Бог, они долго уламывали меня, прежде чем я согласился пустить их, но с условием — не более, чем на три недели, покуда Игорь не найдет себе другое съемное жилье или не одумается и не вернется к своей Цокотухе. Бедная Цокотуха! Она звонила мне почти каждый вечер, умоляла, чтобы я как-то подействовал на Игоря. В ее несчастной головушке вспыхивали самые невообразимые планы действий. Она поочередно предлагала: а) отравить Птичку, б) оклеветать ее, сказав Игорю, что она одновременно живет и со мной, и с Ардалионом и еще с десятком мужчин, в) засыпать телеграммами Мексику, чтобы Николка бросил все и срочно приехал, с) помочь Маше повторить подвиг Медеи — совершить самосожжение на Красной площади вместе с детьми, d) понарошку выкрасть одного из детей Игоря и Маши, шантажировать семейство Мухиных, вовлечь Игоря в борьбу за спасение ребенка и тем самым вновь объединить семью, разрушенную подлой соблазнительницей, т) нарисовать серию злобных карикатур на Мухина и Птичку и напечатать их во всех газетах и журналах, п) взорвать Москву вместе со всеми ее разрушенными семьями, любовниками и любовницами. Лишь в последний раз она звонила, находясь в более-менее спокойном состоянии, спросила, не удалось ли мне узнать, где именно живут неверный муж Маши Мухиной и неверная жена Николая Старова. Я, естественно, соврал, что не удалось. Птичка и Игорь крепко повязали меня, ибо отныне я стал соучастником их преступления и был виноват одновременно и перед Машей, и перед Николкой, дав приют любовной парочке. Это наполняло мою душу еще большей пустотой. Я не мог даже представить себе, что испытает Николка, если только выяснит, что не кто-нибудь, а его лучший друг предоставил свою съемную квартиру жене-изменщице. Но куда хуже было бы, если бы Птичка и Игорь сожительствовали в квартире Николки. Все-таки у них хватило стыда не пользоваться жильем обманутого мужа.

За рулем «фордка» сидел Миша Обухов, поскольку Ардалион уже нырнул в волну, выпил перед отъездом полбутылки коньяку. Мы подъехали к окнам моей съемной квартиры на первом этаже, и Миша три раза просигналил, как было условлено заранее, чтобы не заходить к ним специально. Прошло минут десять. Компаньон Тетки еще раз просигналил тремя гудками. Наконец, Мухин появился. Но, как и следовало ожидать, не один.

— О, черт! — проворчал Ардалион Иванович. — Неужто она собралась ехать с нами?

— А ты в этом сомневаешься? — покачал головой я.

Они подбежали к «фордку» с самым счастливым видом. Птичка, румяная и прелестная, улыбалась как ни в чем не бывало. Игорь распахнул заднюю дверцу, Лариса впорхнула и села рядом со мной на заднем сиденье. Не успел Игорь усесться, она уже щебетала:

— Лимон, миленький, как хорошо, что мы снова летим куда глаза глядят! Ты в турецком наряде, как это здорово! Можно я поцелую тебя в ушко?

Она и впрямь поцеловала его в мочку уха. Я ждал, прогонит ли ее Ардалион Иванович. Он смотрел вперед и не оборачивался. Миша не спешил трогаться с места. Пауза висела несколько секунд.

— Ну что мы стоим? Поехали уж! — сказал, наконец, Ардалион Иванович, «фордок» рванулся, а я откровенно расхохотался, закурив первую на сегодня сигарету.

Всю дорогу к Речному вокзалу Птичка весело чирикала, чтобы оправдать свое участие в Тяге-7, хотя каждый, конечно, желал бы видеть вместо нее Николку. Ее веселость, хотя и несколько нарочитая, в конце концов дала свои плоды. Мы смирились. Сидя между мною и Игорем, Лариса то и дело поворачивала свое румяное, возбужденное лицо в мою сторону, подмигивала, улыбалась, шутила, и я, как тогда, после Дворца бракосочетаний, тихонько взял ее руку, так, чтобы Игорь не мог видеть. И Лариса не отдернула ее, продолжая щебетать и радоваться жизни. Лишь когда мы подъезжали к пристани, она отняла у меня свою руку, чтобы достать зеркальце и посмотреть на себя — хороша ли.