Трилогия о мисс Билли

– Она приедет в четверг. Поезд прибывает на Южный вокзал в половине пятого. Кажется, она очень благодарна тебе за то, что ты пригласила ее сюда на целый месяц, но она боится, будто бы ты не понимаешь, что делаешь – приглашаешь ее в дом с учетом ее обучения пению и всего прочего.

– Чепуха! Она же не отказывается?

– Нет-нет, не отказывается. Но и не принимает приглашения, насколько я понимаю. Я прочитала письмо дважды, но оставляю решение за тобой, когда у тебя будет время его прочесть.

Билли засмеялась.

– Неважно. Не хочу читать. Она просто немного стесняется, вот и все. Она в любом случае останется. Мы поедем ее встречать. Вы сказали – в четверг?

– В половине пятого, на Южном вокзале.

– Четверг, половина пятого. Погодите-ка… это же день, когда Карлтоны «бывают дома».

– Святые угодники, да! Я совсем забыла. Что же нам делать?

– Нет ничего проще. Поедем к Карлтонам пораньше, Джон подождет нас, а потом отвезет на вокзал. Кстати, надо посмотреть, готова ли маленькая голубая комната. Я вчера принесла туда свою рабочую шкатулку с белой эмалью, и голубую шкатулку для шпилек, и щипцы для завивки, которые купила на ярмарке. Хочу, чтобы комната выглядела поуютнее.

– Как будто она может выглядеть по-другому, если за дело берешься ты, – влюбленно сказала тетя Ханна.

Билли рассмеялась.

– Если бы у нас возникли трудности, мы могли бы попросить совета у братьев Хеншоу, тетя Ханна. Они бы наверняка предложили нам пару пистолетов и сабель. Именно так они украсили мою комнату.

Тетя Ханна простестующе воздела руки.

– Нет уж, спасибо!

Билли снова засмеялась.

– Я никогда, никогда не забуду, как впервые увидела эту комнату, когда миссис Хартвелл включила свет. Тетя Ханна, видели бы вы ее! Сплошные ружья и пауки!

– Мне было достаточно увидеть лицо Уильяма на следующее утро, – живо ответила тетя Ханна.

– Милый дядя Уильям! Он вел себя как святой! – громко сказала Билли. – А Сирил! Кто бы мог подумать, что однажды Сирил скажет, как сказал мне вчера, что ему кажется, будто Мари отсутствует уже целый месяц. А ведь она уехала всего неделю назад.

– Да, я помню. Она приедет завтра?

– Да, и я очень рада. Надо ей сказать, что нельзя больше оставлять Сирила на моем попечении. Бертрам утверждает, что Сирил не сыграл ни звука заупокойной мессы со времени своей помолвки, но я заметила, что здесь, где Мари могла бы быть, но ее не бывает, он не играет и ничего похожего на регтаймы. Кстати, – добавила она, поднимаясь из-за стола, – у нас есть еще один сюрприз для Хью Калдервелла. Он утверждает, что Сирил тоже не из тех, кто женится, как и Бертрам. Знаете, он говорил, что Бертрама девушки волнуют только в качестве моделей, но… – она замолчала и вопросительно посмотрела на возникшую в дверях Розу.

– Вас к телефону, мисс Нельсон. Мистер Бертрам Хеншоу.

Через несколько минут тетя Ханна услышала, что Билли села за пианино. Пятнадцать, двадцать, тридцать минут великолепные арпеджио [10] разносились по комнатам и доносились наверх, до тети Ханны, которая сразу поняла, что исполнительница нервничает. Через сорок пять минут тетя Ханна спустилась вниз.

– Билли, милая, ты не забыла, который час? Ты разве никуда не идешь с Бертрамом?

Билли оборвала музыку, но не повернула головы. Пальцы ее продолжали порхать по клавишам.

– Мы никуда не идем, тетя Ханна. Бертрам не может.

– Не может?

– На самом деле не хочет, хотя мне этого не сказал. Он утром писал новый портрет, и модель пригласила его остаться на обед и продолжить после, если он захочет. И он захотел и остался.

– Но… но… – беспомощно сказала тетя Ханна.

– Нет-нет, – легко возразила Билли, – он рассказал мне об этом вчера вечером. Это будет очень хороший портрет, и конечно же, я не хочу мешать его… его работе! – Из-под пальцев Билли вырвался резкий аккорд, за которым последовала новая чудесная мелодия.

Тетя Ханна медленно поднялась наверх. На лице ее была написана тревога.

С момента помолвки она никогда не слышала, чтобы Билли играла подобным образом.

Этим вечером Бертрам не нашел задумчивой, ожидающей его Билли. Его встретила Билли с горящими щеками и сверкающими глазами, которая позволила поцеловать себя – единожды, – но не стала целовать его в ответ, веселая, неуловимая Билли, которая играла быстрые мелодии и пела радостные песенки, вместо того чтобы сидеть у огня и разговаривать. Билли, которая наконец мирно спросила у него:

– Как продвигается работа?

Бертрам встал, пересек комнату и очень осторожно обнял Билли.

– Так мило с твоей стороны было отпустить меня днем, – сказал он дрожащим голосом, – ты не понимаешь в полной мере, что ты сделала. Я сходил с ума, разрываясь между желанием увидеть тебя и желанием продолжить работу. Одно твое слово, один намек – и я бы пришел. Но ты ничего не сказала и не намекнула. Ты, маленькое храброе создание, позволила мне остаться и продолжить работу.

Билли склонила голову, но это только позволило Бертраму прижаться щекой к пышным рыжеватым волосам – и он не преминул воспользоваться этой возможностью.