Тринадцать подвигов Шишкина

Снегопады

Пока ещё холодновато.Теплее обещают с завтра.Снег утеплил своею ватойСнаружи дверь и стены хаты.Так утеплит зимой иноюСугробом дверь, что не открою.Я дверь навесил, чтоб спиноюОна упёрлась в фас сугробу.Открою внутрь и ну… лопатойВ сугробе делать выход с хаты…Приучила к зиме природа —Рад снегопадам год от года.

«Полезный какой «стих»! – радостно проорал внутренний голос. – А мы с тобой, старина, и не ведали доселе, что у сугроба есть фас, а у двери спина! Ор-ри-гени-аль-но! Два – ноль в пользу автора! Малость с размером и рифмой подкачал, но это такая чепуха! Читай скорее дальше!»

Но следующий «стих» буквально опрокинул:

Осень в ноябре

Крон контуры перемешались.Стволы осенние гурьбой,Заросшей ветками, топталисьУ заката с лучей игрой,Которая напоминалаОсень эту порою той,Когда она была сначалаИ нежною, и золотой.

«Чегой-то я запутался: «эту… той…», но слезу давит», – всхлипнул внутренний голос.

– Щас тебя и вовсе жаба задавит! – сказал ему Шишкин-младший. – Ты ветер на диване видел? А!.. Привык, что только лентяи там валяются? Отнюдь!

Аврал ветра

Тянулись листья на каштане,Показывая ветру путь,Где он бы мог, как на диване,

В тени каштана отдохнуть.А он всё прыгал по берёзам,Их листья – крохи теребил,Запутавшись в них, фыркал носомИ солнца мишурой пылил.То тут, то там он появлялся,Пинком дремавших ободрял,Как будто лени их боялсяИ им устраивал аврал.

«Ну и где тут ветер на диване? Каштан его заманивал, да и то – не на диван, а в тень. А ветер и не думает об отдыхе: прыгает, теребит, пинком ободряет задремавших… – возразил внутренний голос. – Ты вот мне, как филолог, лучше скажи: а мишурою можно пылить?»

– Можно, если она от одного Нового года до другого в пыльном чулане валяется. Ну перепутал дяденька мишуру с блёстками или конфетти – что же, его за это убить? В пылу сочинительства не только это забудешь. Вон, когда у него ветер до липы домогался, то был безлик, а теперь – с носом! Всё течёт, всё меняется… Меня вот другое беспокоит: что-то у автора с дефисом не заладилось: и частицу «как» в «как-никак», и «крохи» в «листья-крохи» целое тире разделяет.

«А мне вообще этот ветер не нравится, – признался внутренний голос. – То липу за голые места маньячно хватает, то пинки раздаёт. Гони ты его вместе с автором! Что нам, читать больше нечего?!»

– Ну, почему же, читки у нас ещё полно! – ответил Александр и принялся за творения следующего пиита.

Лечу я одними ногами,Крыльев мне не дано.

По ветру под парусамиМчаться предрешено!Время летит стрелою, —Хочется все успеть.В век скоростей свечоюБуду теперь гореть!Мне бы воску побольше,Да подлиннее фитиль,Чтобы сильнее и дольшеОн в темноте светил.Чтобы дул ветер в спину,Чтоб не кренился киль,Чтобы во тьме не сгинул,Чтобы горел фитиль!

«Это кто пишет?» – обеспокоенно спросил внутренний голос.

– Девушка. Леной зовут.

«А куда ей фитиль вставили?»

– Слушай, вот ты на меня говоришь, а сам – законченный пошляк!

«Может быть, и так, – согласился внутренний голос. – Но как удержаться? Летит-то одними ногами! Другие-то – хоть с одним крылом…»

– Ей паруса помогают, тем более что летит она по ветру и киль пока не накренился.

«Я не знаю, куда она приделала паруса и киль, и, кстати, как он может крениться, но, согласен, в стихах всё возможно… О, эврика! Я понял, как она летит одними ногами! Она, как Мюнхгаузен, на ядре летит! Вот и фитиль горит! Ох и не поздоровится кому-то, когда такая Леночка цели достигнет!»

– Да уж! – согласился Шишкин-младший. И взялся за следующего автора.

Все для праздника готово,Сердце бешено стучит,Истомившись в ожиданье,Гостья грустная сидит,Пляшут пьяные соседи,В окно лезет серый кот,Но когда же ты настанешь,Новый старый Новый год.