Триста дней ожидания

«Оля, дорогая!

Говорят, что север, полярные ночи наводят на человека тоску. Это верно. Это я уже испытал на себе. Волею судеб я оказался почти на самом краю земли. Сейчас здесь уже появилось солнце и снега осталось не так много, а зимой, говорят, здешние дома нередко заносит доверху — утром приходится откапывать. И вот здесь мне предстоит прожить больше двух лет. Больше двух лет! Когда каждая неделя тянется для меня, точно год. Я завел себе маленький календарь и теперь каждый вечер зачеркиваю одну клеточку. Тот день, когда я получаю письмо от тебя, я зачеркиваю красным карандашом, остальные — черным. Осталось зачеркнуть около девятисот таких клеточек, и я буду дома. Не так уж много, правда? Но шутки шутками, а никогда еще мне не было так одиноко и тоскливо. Один парень, мой сосед по койке, наверно, заметил это, вытащил какие-то домашние съестные припасы — он только что получил посылку — и стал угощать меня, и при этом всячески старался разговориться со мной. Это было, конечно, очень трогательно, но ни к чему. Все его усилия пропали даром. Ох, Оля, Оля, что-то ты сейчас делаешь?..»

На этом письмо обрывалось, и Юрий вспомнил, что не отправил его тогда, потому что ему показалось, что уж слишком он разнылся в этом письме, что вообще для Оли оно будет очень простым и скучным. Юрий тогда написал другое — с остротами через каждую строчку…

«…Сегодня я вспомнил, как последний раз перед армией провожал тебя домой. Помнишь? Мы подошли тогда к скверу возле твоего дома, и там на скамейке сидели двое солдат и обнимались с девушками. А еще один солдат, с перевязанной шеей, ходил возле сквера и ждал. И ты тогда поморщилась и сказала, что вот скоро и я так же буду целоваться „с какими-то домработницами“. Так вот, можешь быть совершенно спокойна: в радиусе пятидесяти километров вокруг нас нет ни одной женщины, не считая трех офицерских жен и одной смотрительницы маяка, которой уже за сорок. У нее здесь погиб муж, и она так с тех пор и живет тут, никуда не уехала…

Народ в нашей роте собрался очень разный, есть даже один чудак, который занимается акробатикой и мечтает после армии поступить в цирк. Но я пока ни с кем особенно не подружился. Может быть, потому, что все время думаю о тебе, только о тебе. Знаешь, у других ребят там, как мы говорим, на Большой земле, тоже остались девушки, и они тоже их, наверно, любят — пишут письма и хранят фотографии, но все-таки это совсем не то…»

Почему он не закончил это письмо, Юрий так и не смог вспомнить. Может быть, объявили тревогу или неожиданно послали куда-нибудь на работы, а может быть, просто было уже поздно, и на другой день он начал писать заново…