Тритон

— Мы не будем ее задерживать слишком долго, Эмма, — говорит он. — Ты и заметить не успеешь, как мы вернемся. Вы с Рейной даже соскучиться не успеете.

— Что? — восклицает Рейна. — Я здесь не останусь!

Гром осаждает ее взглядом.

— Ты и твой острый язык остаетесь с Эммой. И это не обсуждается. Нам понадобится очень дипломатический подход, а честно говоря, дипломатия — не твой конек.

Тораф обнимает ее сзади.

— Ты нужна здесь, принцесса. Для защиты Эммы.

Она сверлит его взглядом.

— Вам нужно, чтобы я не путалась под ногами.

Он прижимается лицом к ее шее.

— Ты никогда не путаешься у меня под ногами.

Гален и Гром обмениваются довольными взглядами, и я ничего не могу поделать с мыслью, что они лицемеры. В любой момент я могла бы подтолкнуть Галена поворковать со мной, да и мама, мама могла бы сделать тоже самое с Громом. Гален не упускает моего осуждающего взгляда. Но прежде, чем он успевает придумать себе оправдание, вмешивается Тораф.

— Я чувствую отряд, — говорит Тораф, глядя на глубину. Он замирает, за долю секунды переходя из режима "Ромео" в режим "Ищейка". — Ищейки из обоих домов. Архивы из обоих домов. Все собрались вместе, направляясь сюда, — он бросает взгляд на Галена и Грома, значение которого я не понимаю. — Полагаю, они должны были ждать вашего возвращения.

Гром кивает.

— Мы должны поторопиться, — говорит он маме.

Мама обнимает меня опять, во взгляде спешка. Даже если и так, она же в своей естественной среде. В виде Сирены. Рядом с мужчиной, которого всегда любила. Она чувствует себя уютно в воде. Красивая. Интересно, было ли ей достаточно человеческой жизни? Сомневаюсь. Я и представить себе не могу, как приготовление кофе, работа в две смены и покраска гостиной может сравнится с этим. С тем, что у нее есть в воде.

— Я люблю тебя милая, — говорит она. — Я скоро вернусь.

Я хочу процитировать какие-то известные слова, но дело в том, что я не знаю никаких знаменитостей, кто сказал бы подобное и не вернулся. Просто кажется, что сейчас один из тех классических моментов, когда в кино зрители чувствуют, что должно произойти что-то плохое.

И через меня пробежало именно такое ощущение сейчас.

Как только оно отпускает меня, Гален хватает меня за руку и я даже не успеваю охнуть, как он тянет меня на поверхность и на берег, делая паузу только для того, чтобы вытащить пару плавок из-под своей любимой скалы, куда прятал их всего десяток минут назад.

Я знакома с заведенным порядком и отворачиваюсь, пока он натягивает плавки, и не теряя больше времени, Гален вытаскивает меня на пляж и далее тянет к песчаным дюнам перед моим домом.

— А что мы собираемся делать? — спрашиваю я. Его ноги длиннее моих, и когда он делает два шага, мне приходится делать три, так что для меня это скорее бег, чем прогулка.

Он останавливается у дюн.

— Я делаю то, что других не касается.

Затем он притягивает меня ближе и обрушивается на меня в поцелуе. Теперь я понимаю, почему он не хотел, чтоб кто-то видел этот поцелуй. Я тоже не хотела бы, чтобы его кто-то увидел, особенно если среди зрителей моя мама. Это наш первый поцелуй после того, как он объявил, что хочет взять меня в жены. Этот поцелуй — обещание всего, что будет дальше.

Когда он отстраняется, я чувствую себя опьяненной и восхищенной, взволнованной и испытывающей жажду, которая навряд когда-либо будет удовлетворена полностью. Гален выглядит таким же.

— Наверное, мне не стоило этого делать, — выдавливает он. — Теперь мне будет раз в пятьдесят сложнее тебя покинуть.

Моя голова оказывается у него под подбородком и он крепко обнимает меня, вплоть до того момента, как наше дыхание возвращается в норму. Я не спеша вдыхаю его запах, наслаждаюсь его теплом, жесткими очертаниями его... ну, его всего. Это так несправедливо, что он должен уйти, не успев вернутся. У нас не было достаточно времени, чтобы поговорить по пути домой. У нас ни на что не было времени.

— Эмма, — бормочет он. — Море сейчас не безопасно для тебя. Пожалуйста, не заходи в него. Пожалуйста!

— Я не буду.

Я и в самом деле не буду. Он ведь сказал "пожалуйста", в конце концов.

Он приподымает мой подбородок пальцем. В его взгляде читается нежность и доброта в каждом слове, ну и капелька шутки.

— И веди конспект по математике старательно, или я буду вынужден списывать у тебя и по какой-то дурацкой причине, чувствовать себя виноватым.

Интересно, что Гром, король Тритона, подумал бы об этом. Ведь Гален, по существу, только что заявил о своем намерении продолжать делать человеческие вещи.

Гален касается губами моего лба, а потом отстраняется и ведет меня обратно к воде. Все мое тело кажется холоднее градусов на десять, когда он отпускает меня — и температура воздуха здесь не причем.

Мы присоединяемся к другим как раз вовремя, чтобы увидеть, как Рейна бросается на шею Торафу. Я не могу удержаться от улыбки, когда они целуются. Это как смотреть "Красавицу и Чудовище". И Тораф при этом не Чудовище.

Затем мы с Рейной наблюдаем, как четыре плавника — весь наш мир — уплывают от нас. Когда их силуэты растворяются в темной воде, мои нервы почти на пределе.