Триумф и трагедия : Политический портрет И. В. Сталина : Книга 2. Часть 2

Он многое связывал с социальным составом управленческого аппарата, настаивая на усилении рабочей и крестьянской прослойки. Но сегодня мы знаем, что это могло быть только начальной мерой. Она не является панацеей. Вся наша нынешняя бюрократия, например, "плоть от плоти своего народа”, в ней нет представителей эксплуататорских классов, лиц, как бы сказали раньше, внушающих опасения из-за своего социального происхождения. Ленин возлагал надежды и на чистку партии, чтобы избавиться от тех ее членов, которые "не только не умеют бороться с волокитою и взяткой, но мешают с ними, бороться”³⁹

. Можно себе представить, в какой ужас пришел бы Ленин, если бы ему сказали, что через шесть-семь десятилетий в Союзе республик, который он создал, будут явления подобные рашидовщине, чурбановщине, кунаевщине и многие другие. Чистота "аппаратных рядов” остается актуальной всегда. Но не это основное. Главную ставку Ленин делал на обеспечение подлинного народовластия, на реальное участие людей труда в управлении государством, контроле за исполнительной властью, на расширение гласности, повышение общей культуры всего народа. Не народ должен зависеть от аппарата, а, наоборот, аппарат от народа. Ленин с горечью писал: "Законов написано сколько угодно! Почему же нет успеха в этой борьбе! Потому, что нельзя ее сделать одной пропагандой, а можно завершить, только если сама народная масса помогает”⁶⁰

. Все это верно. Но, думается, сегодня мы должны признать, что и этого недостаточно.

Условно можно сказать, что во второй половине 20-х годов возникли и существовали две альтернативные концепции. Одна — ее олицетворял Бухарин — исходила из достаточно умеренных темпов развития (как индустриализации, так и кооперирования) и вторая — ставка на беспрецедентный скачок в промышленности и сельском хозяйстве. В лице Сталина эта альтернатива нашла наиболее полное выражение. Осуществить такой скачок едва ли было возможно, опираясь лишь на экономические методы. Здесь необходимы административно-силовые приемы, которые с неизбежностью рождали, насаждали, упрочивали широкий бюрократический слой. Поскольку решить эти задачи планировалось главным образом за счет крестьянства, насилие было как бы предопределено, как бы запрограммировано. Можно предполагать, что принятие каких-то административных мер, но, разумеется, не репрессий, было на определенном этапе необходимостью. Сталин не мог не знать, что и Ленин писал: "Величайшая ошибка думать, что нэп

положил конец террору. Мы еще вернемся к террору и к террору экономическому”⁶¹

.

Подчеркиваю, я рассматриваю возможности, а не выражаю свое согласие с подобным вариантом. Однако Сталин, безжалостно сломив сопротивление своих оппонентов, сделал ставку на силовую альтернативу. А она уже автоматически стала быстро создавать бюрократическую систему. Ставка на внеэкономическое принуждение создала "сословие”, которое прямо не зависело от количества и качества продукции, но в огромной мере зависело от политических установок. Бюрократия также автоматически поставила на первый план идеологические и политические рычаги воздействия на массы и лишь где-то на втором-третьем плане — экономические. Социализм быстро утратил даже слабые черты демократии. Нужно сказать, что многие лидеры большевиков с самого начала ориентировались на диктатуру без демократии. Троцкий в 1922 году писал, что, "если бы русская революция, при зыбкости социальных отношений внутри, при крутых и всегда опасных переменах извне, связала себя путами буржуазного демократизма, она давно бы уже лежала на большой дороге, с перерезанным горлом”. О социалистической демократии он пока и не говорил, считая, что ее можно осуществлять лишь тогда, когда пожар революции перекинется на другие страны. Поэтому, продолжал Троцкий, "когда мы расстреливаем врагов, мы не говорим, что это поют эоловы арфы демократии. Честная революционная политика прежде всего исключает пускание массам пыли в глаза”⁶². У большевиков, "замешенных” на идее диктатуры пролетариата (прийти к власти тогда иначе было, видимо, нельзя), существовала популярная установка на силовое разрешение чрезвычайно сложных проблем. Радикализм был визитной карточкой революционности. К великому несчастью для русской революции, история остановила, вопреки воле Ленина и интересам будущего, свой выбор на Сталине — идеальной кандидатуре "певца” и "творца” бюрократии и террора.