Хлопок, встреченный Христофором Колумбом в Новом Свете, отличался от своих африканских и азиатских родственников. Волокна у него были длиннее, семена крепче держались за них, отчего с ним было значительно труднее работать. Но благоразумный адмирал тем не менее хвалил свой хлопок, заявляя, что он растет в изобилии, не требует ухода и его можно собирать круглый год. Его описания были полны типичного Колумбова хвастовства и самонадеянности, но в случае хлопка его энтузиазм не был так уж неуместен. Более длинные волокна пуха позволяли делать превосходную пряжу, и один-единственный вид американского хлопка сегодня составляет более 95 % мирового производства. Но, как со всей очевидностью показали мои собственные попытки, отделение семян от волокон было делом непростым. Несмотря на мировой бум, американский хлопок оставался второстепенной культурой до тех пор, пока Эли Уитни не сконструировал свою знаменитую волокноотделительную машину. Она дала мгновенный подъем эффективности и производительности, но молодой изобретатель никак не мог предсказать другие, более отдаленные последствия разработанной им технологии.
Хотя он и получил патент на это устройство, подписанный тогдашним государственным секретарем Томасом Джефферсоном (который, ознакомившись с чертежами, заказал машину для своей усадьбы Монтичелло), Эли Уитни так никогда и не получил прибыли от своего изобретения. Простота машины позволяла легко скопировать ее, и вскоре изобретатель узнал, что в сельских южных судах не испытывают особого сочувствия к городскому патентодержателю с Севера. Даже небольшая часть причитающегося Уитни дохода сделала бы его феноменально богатым. В течение десяти лет после получения им бесполезного патента технология очищения волокон привела к 15-кратному росту экспорта хлопка с американского Юга. Производство продолжало удваиваться каждые десять лет, и к середине XIX в. южные плантации поставляли примерно три четверти мирового объема хлопка-сырца. Хлопок подарил молодой американской нации больше богатства, влияния и международного престижа, чем любой другой товар.
Ни один историк не станет подвергать сомнению тот факт, что Эли Уитни, как правообладатель волокноотделительной машины, пострадал от существовавшей тогда юридической системы, но его невзгоды меркнут по сравнению с другими последствиями этого изобретения. Механизация могла упростить обработку хлопка, но выращивание его по-прежнему требовало огромного труда. Внезапно ставший прибыльным американский хлопковый бизнес оживил еще недавно угасавший спрос на африканских рабов. Эта самая гнусная из трех сторон атлантического торгового треугольника взлетела до нового пика в 1790-х гг., когда каждый год по «среднему пути» (маршруту работорговли из Африки в Америку) проходило до 87 000 рабов. Конгресс США запретил ввоз рабов из-за границы в 1808 г., но внутренняя работорговля продолжала процветать, и между 1800 и 1860 гг. число рабов увеличилось впятеро. В некоторых местах покупка и продажа людей, собиравших хлопок, стала бизнесом, который соперничал по прибыльности с куплей-продажей самого хлопка.
Эта глубоко укоренившаяся связь рабства и хлопка в итоге стала определять экономику довоенного Юга, подготовив почву для самого ужасного американского военного конфликта. Более миллиона человек было убито, ранено и лишилось домов к концу Гражданской войны в 1865 г. Это противостояние стало решающим для страны, создав и надолго закрепив социальное и политическое разделение. Но лежавшая в его основе экономика семенного пуха практически не изменилась. На смену рабству пришла долевая аренда, и производство хлопка достигло довоенного уровня за пять лет — он оставался главной статьей американского экспорта до 1937 г. Для Эли Уитни все тоже обернулось наилучшим образом. Срок действия его по-прежнему бесполезного патента истек, но он заработал огромное состояние в другой отрасли промышленности — производстве мушкетов, винтовок и пистолетов. По иронии судьбы изделия оружейного завода Уитни были одними из самых распространенных среди стрелкового оружия во время Гражданской войны.