Триумвиры революции

И не потому, что министр внутренних дел Ролан де ла Платьер, провинциальный буржуа, главный лидер мартовского министерства "патриотов" был талантливее или принципиальнее своих коллег. Нет, это был чопорный педант и тугодум, выставляющий повсюду напоказ свою скромность и честность, в которую мало кто верил. Но у Ролана была жена, дама весьма честолюбивая, о которой счастливый супруг доверительно шептал кое-кому из ближайших друзей:

- Моя Манон не чужда делам моего министерства.

Старик Ролан скромничал. Точнее было бы сказать, что все дела его министерства целиком и полностью взяла на себя очаровательная Манон. Да только ли одни дела его министерства?..

По происхождению мадам Ролан вовсе не была важной дамой: ее отец, гравер и резчик по камню, имел крохотную мастерскую и ничтожный доход. Но дочь не собиралась следовать дорогой отца. Еще совсем крошкой, найдя на чердаке несколько старых книг, она без посторонней помощи выучилась читать. В девять лет она штудировала Плутарха, в одиннадцать упивалась Дидро и Вольтером. И по мере того как Манон росла, в душе ее зрела ненависть к мизерному существованию, которое ей определила судьба. Она ненавидела аристократов, придворных, князей церкви, и не потому, что ей был отвратителен блеск света, а потому лишь, что блистать суждено было не ей. В двадцать шесть лет она вступила в брак с человеком вдвое старше ее, но зато господином, имевшим репутацию философа и ученого. "Добродетельный" Ролан представлялся честолюбивой женщине мостом к успеху. Успех принесла революция. Сделав ставку на партию Бриссо, Манон сблизилась со многими жирондистами и превратила свой дом в политический салон, откуда диктовались действия мартовского министерства "патриотов". Теперь падение трона, казалось, вело госпожу Ролан к вершинам власти. Но тут вдруг обнаружилось, что на пути ее стоит нескладный гигант с рябой физиономией, который вовсе не склонен уступать дорогу...

В первые дни Дантон пытался наладить добрососедские отношения. Он запросто навещал Роланов, оставался у них обедать, часто беседовал с Манон. Однако вскоре он понял, что контакта нет и не будет: Манон претендовала на единовластие. Видя открытое недоброжелательство, Жорж прекратил визиты.

Он чувствовал свое могущество и понимал, что клика Бриссо - Роланов сейчас не начнет с ним войны: пока он оставался министром революции и опирался на народ, ему не были страшны происки врагов.

Мадам Ролан затаила лютую злобу. В эти дни она писала: "Все мы находимся под ножами Марата и Робеспьера... Мой друг, свирепый Дантон, царствует, Марат - несет впереди его факел и кинжал, а мы, его жертвы, ожидаем своей участи..."

Что было верным в словах Манон, так это то, что Дантон и Марат теперь снова оказались в тесном сотрудничестве и действовали рука об руку - к этому их привело угрожающее положение в стране.

Международная изоляция Франции, намечавшаяся со времени бегства короля, в августе 1792 года стала реальностью. Соседние государства одно за другим отзывали своих послов. Россия демонстративно порвала отношения с "мятежниками", Англия присоединила к этому ряд недвусмысленных угроз, Испания открыто примкнула к австро-прусской коалиции. К концу августа удовлетворительные отношения сохранились лишь с Данией и Швецией.

Стотысячная армия интервентов с разных сторон оцепила французские границы и 19 августа пересекла их. Оставив вспомогательный корпус против Седана, главнокомандующий герцог Брауншвейгский повел основные силы к Маасу, намереваясь через Лонгви и Верден двинуть на Париж.

Дантон понимал, что революционный Париж зажат в тиски. Внутри - армия социального врага, монархисты и аристократы, которые не желают признать падения королевской власти и не теряют надежды на реванш; хотя часть их брошена в тюрьмы, они, при попустительстве и благодушии жирондистской клики, не стали менее опасны. Извне - армии иноземного врага, которые одерживают успех за успехом и быстро движутся к своей цели.

Смыкание этих сил означало бы гибель.

Выход один: нанести одновременно удары и по внутреннему и по внешнему врагу. Пусть санкюлоты совершат правосудие у себя дома, а затем, не переводя дыхания, двинутся против иноземцев и прикроют собой столицу!

Этот смелый план вполне совпадал с действиями Коммуны. Из ее вождей особенно хорошо понял Дантона Марат. В конце августа - начале сентября между Другом народа и министром революции установилось полное единодушие.

20 августа прусская армия осадила Лонгви; три дня спустя крепость пала.

В Исполнительном совете произошла схватка.

Ролан доказывал, что Конвент следует созвать где-нибудь вдали от Парижа. Он считал, что нужно немедленно покинуть столицу, захватив с собой казну и короля. Другие министры его поддержали.

Тогда резко вскочил Дантон.