Тривейн

— Выступление будет добровольным, мистер Гамильтон, вовсе не принудительным... Во всяком случае, мы предпочитаем такой путь.

— Вы предпочитаете? Да вы, я вижу, совсем утратили чувство меры, Тривейн! А ведь у нас в стране пока еще существуют законы, охраняющие наши права. И вам не удастся опорочить тех людей, которые, по вашему мнению, должны предстать перед вашим комитетом!

— Никто и не собирается их порочить. Ведь их приглашают не в судебное заседание...

— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду!

— Иными словами, вы не примете наше приглашение?

Нахмурившись, Гамильтон молча смотрел на Тривейна. Почувствовав ловушку, он вовсе не собирался в нее угодить.

— Частным образом, — наконец проговорил он, — я предоставлю вам информацию о моем сотрудничестве с фирмой «Брэндон энд Смит». Вы получите ответы на интересующие вас вопросы, а я избавлюсь от необходимости появляться в подкомитете...

— Каким образом?

Гамильтон не любил, когда на него давили. Он хорошо знал, как опасно давать противнику сведения о чьей-нибудь обороне. В конце концов, он вообще может не отвечать! Тем не менее, он сказал:

— Я представлю документы, которые убедят вас в том, что я ни в коей мере не принимал участия в дележе прибылей, полученных «Дженис» после выхода облигаций. Эта, надо заметить, совершенно законная работа была проведена еще до того, как я подписал договор о сотрудничестве. Я не только не был включен в число тех, кто принимал в ней участие, но и не добивался этого...

— Но в таком случае кое-кто может заявить, что документы, подобные тем, которые вы собираетесь мне представить, могут легко быть подписаны задним числом, мистер Гамильтон!

— Аудиторские документы подделать нельзя, как нельзя смошенничать и с деньгами, обусловленными контрактами. Никакое партнерство не может начаться без предоставления аудиторских документов...

— Я понимаю, — улыбнулся Тривейн и затем со всевозможной любезностью произнес: — В таком случае для вас, мистер Гамильтон, видимо, будет не сложно представить бумаги и опровергнуть всяческие подозрения? Ну, скажем, минуты через две...

— Я уже сказал, что предъявлю вам эти документы, мистер Тривейн! — повторил Гамильтон. — Но я не говорил, что готов на допрос! Хочу заметить, мистер Тривейн, что я не склонен уделять внимание всевозможным подозрениям... И не сомневаюсь, что в моем положении так поступил бы каждый!

— Вы мне льстите, мистер Гамильтон, видя во мне судью...

— Полагаю, что в вашем подкомитете вы установили достаточно твердые правила для различных процедур... Если вы только не представляете самого себя в ложном свете!

— Во всяком случае, я это делаю не намеренно. Хотя, конечно, кто знает, может быть, следовало пойти именно таким путем? Хочу вам только сказать, мистер Гамильтон, что все эти ваши документы — отчеты, аудиторские бумаги и прочее — не произвели на меня особого впечатления... Боюсь, мне придется настаивать на вашем появлении в подкомитете!

— Мистер Тривейн, — с трудом сдержавшись, чтобы не вспылить, сказал Гамильтон, — я провел много лет в Вашингтоне. И уехал оттуда из-за жестокой необходимости, а вовсе не потому, что кто-то потерял веру в мои способности... Но я и сейчас поддерживаю весьма близкие отношения со многими влиятельными людьми!

— Вы мне угрожаете?

— Только для того, чтобы просветить вас! У меня есть причины не принимать участия ни в одном цирковом представлении подкомитета! Я прекрасно понимаю, что такой путь может оказаться для вас единственным, но вынужден настаивать на том, чтобы меня оставили в покое!

— Не уверен, что у вас это получится, — ответил Тривейн.

Гамильтон снова сел на кушетку.

— Если вы не примете моего личного оправдания и будете настаивать на моем появлении в вашем специальном комитете, то я использую все свое влияние, дойду до министерства юстиции, чтобы вы наконец получили то, что, по-моему мнению, заслуживаете! Вы настоящий маньяк, строящий свою репутацию на том, что клевещете на других! Если не ошибаюсь, вас уже предупреждали об этой опасной тенденции в развитии вашего характера? Помните старого джентльмена, который сразу же после этого погиб в автомобильной катастрофе в Вирджинии? Тоже, знаете ли, можно было бы задать ряд вопросов!

На этот раз выпрямился в кресле и подался вперед Тривейн. Невероятно! Страх, паника, гнев заставили Гамильтона проговориться и раскрыть те связи, которые и старался выявить Тривейн. Смешно! Наивно! Ни один из них не пытался поймать его на слове. Они просто не верили ему, когда он неоднократно заявлял, что ему нечего не только терять, но и приобретать...