Тривейн

— Была причина, — ответил Тривейн.

— А почему ни один из договоров о намерениях не был оформлен надлежащим образом? Впрочем, это касается и ваших встреч с представителями фирм...

— Передо мной стояли непреодолимые преграды.

«И в первую очередь люди, те самые манипуляторы...»

— Могу ли я предположить, мистер Тривейн, что на самом деле вы не собирались ни с кем заключать договоры?

— Можете, господин посол.

— Значит, можно также предположить, что подобным образом вы получили исчерпывающую информацию о проводимых этими подрядчиками финансовых операциях и затратах на оборону? Такое предположение не будет, так сказать, несколько вольным?

— Не будет. Но все это было в прошлом, около десяти лет начал...

— Тот самый короткий период времени, когда вы говорили о корпоративной политике, — вступил в разговор президент. — Но ведь большинство из тех подрядчиков остаются на своих местах и по сей день...

— Возможно...

Уильям Хилл встал с кресла, сделал несколько шагов к столу из красного дерева и, добродушно глядя сверху вниз на Тривейна, спросил:

— Похоже, в те дни вы заклинали демонов? Я не ошибаюсь?

Встретившись глазами с Хиллом, Тривейн почувствовал себя совершенно беспомощным и, улыбнувшись вымученной улыбкой, признавая свое поражение, произнес:

— Не ошибаетесь.

— Таким образом, вы отомстили тем, кто разорил вашего отца... В марте пятьдесят второго...

— Я был еще мальчишкой... Бессмысленная, глупая месть...

"Помнишь, Фил, как ты сказала: «Оставайся самим собой. Это не ты, Энди. Остановись!»

— Ну, — Хилл обошел стол и остановился между президентом и Тривейном, — по-моему, достаточно... Вы заставили целую группу влиятельных людей создавать концессии, терять время и защищаться. И все это вы проделали в ваши тридцать с небольшим: держали у них перед носом морковку, а они считали это чем-то серьезным. Что ж, более чем достаточно... Но почему вы вдруг остановились? Если моя информация верна, то вы ведь тогда процветали, нет ничего удивительного в том, что вы оказались среди самых богатых людей в мире. Вам удалось разорить тех, кого вы считали своими врагами, особенно на рынке... Так почему вы остановились?

— Я пришел к вере в Бога, — ответил Тривейн.

— Так бывает, — снова вступил в разговор президент, — мне говорили...

— Это пришло ко мне... с помощью жены... Ну, а то, что случилось в марте пятьдесят второго, было той же пустой тратой времени, о которой я уже говорил. Я находился от этих людей по другую сторону, но пустота была одинакова... Это все, господин президент и господин посол, — все, что я могу сказать... Искренне хотел бы надеяться, что вы меня поняли...

Тривейн улыбнулся самой лучшей своей улыбкой: он говорил искренне. Хилл кивнул и уселся в кресло, а президент поднял стакан с виски.

— Мы получили ответы на все наши вопросы, — сказал он, — которые, как отметил посол, нас интересовали. И я хочу вас заверить в том, что мы не сомневаемся в вашей порядочности, в которой, кстати, не сомневались никогда.

— Того, кто оставляет собственную фирму, чтобы взяться за неблагодарную государственную работу, — рассмеялся Хилл, — да еще при этом взваливает на себя благотворительный фонд, можно назвать Цезарем финансового мира!

— Благодарю вас.

Наклонившись вперед, президент посмотрел Тривейну прямо в глаза.

— Вы даже не представляете себе, мистер Тривейн, какое огромное значение мы придаем этой работе! Но я советую вам все-таки держать дистанцию с теми, кого вы встретите на вашем пути. Столкновение финансов и политики всегда имеет отпечаток нечистоплотности, когда же об этом начинают говорить, ситуация усугубляется... Иными словами, если вы примете наше предложение, мистер Тривейн, обратного пути для вас уже не будет.

Тривейн прекрасно понимал, что президент дает ему последний шанс. Но он уже принял решение — и не сейчас, а лишь только возникли первые слухи о его назначении. Да, он именно тот, кто сделает эту работу. И он хочет ее сделать! Причин более чем достаточно. Одна из них — память о зале суда в Бостоне...

— Я согласен, господин президент, — сказал Тривейн. — Я берусь.

— Верю в вас, мистер Тривейн!

Глава 6

Нельзя сказать, чтобы Филис часто испытывала раздражение по отношению к мужу. Правда, порой он казался слишком уж беззаботным, но Филис объясняла это его огромной занятостью, а вовсе не равнодушием к окружающим. Скептически настроенный ко всякого рода тонкостям, сам он тем не менее являлся довольно тонкой натурой: резким, но в то же время обходительным. Иногда, правда, он бывал резок и с ней, но всегда справедлив. К тому же он всегда приходил ей на помощь, когда она больше всего в нем нуждалась. Особенно в те ужасные годы...

Но сегодня вечером Филис была недовольна: Эндрю опаздывал на встречу, которую сам же назначил ей в половине восьмого в Палм-Корте, в отеле «Плаза». Никаких причин опаздывать у него не было, во всяком случае, он ее об этом не предупреждал.