Трое из океана

Павлищев почувствовал — ладони у него покрываются липким потом. «Марианна? Что она скажет сейчас?»

— Я слушаю…

Незнакомый мужской голос отчетливо и холодно проговорил в самое ухо Викентию Осиповичу:

— Конструктор Павлищев? Викентий Осипович? Слушайте внимательно. Ничем не обнаруживайте своего волнения. Не задавайте вопросов. С вами говорят от уполномоченного госбезопасности майора Канина. Сегодня ровно в семь явитесь к майору Канину. О вызове никому не говорите. Вы все поняли?

— Да…

Сделав над собой усилие, Павлищев, не торопясь, положил трубку и склонил над столом шишковатый череп. Ничего не видя перед собой, не слыша веселого смеха товарищей по работе, Павлищев копался в бумагах. Сердце больно сжалось.

На улице Викентий Осипович взглянул на часы. Остается сорок минут. Пойти сначала домой? Нет, он разрыдается там, насмерть перепугает Аню. Зачем его вызывают? Хорошо, если только пропуск… Ну, потерял, ну, прошляпил. За это голову не снимут. Пусть уволят, пусть! Он уедет из Сосногорска, поступит на какой-нибудь ремонтно-механический заводишко, в мастерскую по ремонту керогазов, подальше от этой проклятой секретности. А если он выболтал в ресторане государственные тайны?

Без пяти семь нетвердые ноги принесли Викентия Осиповича к серому зданию с большими готическими окнами на Уральской улице. Шары уличных фонарей слабо желтели в морозном тумане. С вокзала глухо, словно сквозь вату, доносились паровозные гудки.

Оставалось сделать два десятка шагов, когда из темного проема ворот вдруг возник человек. Нервы Павлищева были так напряжены, что он отступил назад и поднял руки к лицу, словно защищаясь от удара.

— Не пугайтесь. Вы идете к…

— Майору Канину.

— Фамилия?

— Павлищев.

— Викентий Осипович? Конструктор?

— Да. Вы знаете…

— Майор Канин сейчас вызван к начальнику управления. Он поручил мне заняться вами. Говорить будем не здесь. Не нужно, чтобы конструктора особо секретного предприятия видели входящим к нам. Вы меня понимаете?

— Да, да!

Говоря, неизвестный быстро увлекал за собой Павлищева в сторону от освещенной улицы. Почувствовав что конструктор дрожит, человек ободряюще добавил:

— Будьте мужчиной, товарищ Павлищев. Возьмите себя в руки.

Смысл слов не дошел до помраченного сознания Викентия Осиповича, но «товарищ» ободрило его. «„Товарищ“, — мелькнуло в мозгу Павлищева, — не „гражданин“».

За углом стоял грузовик с потушенными фарами. Мотор работал на малых оборотах. Как только Павлищев и его спутник подошли к автомобилю, шофер распахнул дверцу. Машина тронулась.

Ехали недолго, но с таким количеством поворотов, что Викентий Осипович сразу потерял ориентировку. Лица шофера, скрытого поднятым воротником полушубка, он не видел. В сумраке кабины пряталось и лицо сотрудника госбезопасности. Все трое молчали. Павлищева била крупная нервная дрожь.

У ветхого домишка на окраинной улице машина без команды остановилась. Шофер выключил фары, подождал, пока его пассажиры вылезут из кабины, и сейчас же уехал. Задний фонарик не горел. Слой снежной пыли покрывал номер на заднем борту кузова.

В домишке светилось только одно окно. Сотрудник ввел Павлищева в пустую комнату, задернул занавески, включил свет, предложил конструктору раздеться и сам снял армейский полушубок с погонами лейтенанта. Вынув из кармашка кителя служебное удостоверение, лейтенант предъявил его Викентию Осиповичу.

— Что вы, зачем? — протестующе отмахнулся конструктор.

Презрительная усмешка мелькнула и исчезла на смуглом лице лейтенанта.

— Форма. Ну-с, приступим. Мы здесь одни. Можете говорить свободно. Надеюсь, вы понимаете, что в вашем теперешнем положении единственная возможность облегчить свою участь — это полное признание.

— Я не понимаю… — заикнулся Павлищев.

— Не пытайтесь оправдываться! — сердито оборвал его лейтенант. — Что это, узнаете?

— М-мой пропуск! — пролепетал Викентий Осипович.

— Да, ваш пропуск, — гневно подтвердил лейтенант. — Сегодня он был изъят у задержанного нами агента вражеской разведки. Органы безопасности выясняют где, в чьих руках успел еще побывать ваш пропуск в особо секретный четвертый отдел научно-исследовательского института, ведущего такие важные работы!

Павлищев помертвел, раздавленный тяжестью обвинения и неопровержимостью улик.

— О чем вы рассказывали в понедельник, сидя в ресторане, окружавшим вас людям? — продолжал стремительный допрос лейтенант.

— Я… анекдоты… не помню хорошо… — задыхаясь, чувствуя страшное сердцебиение, прошептал Павлищев.

— Ложь! — загремел лейтенант, хлопнув по столу ладонью.

Павлищев вздрогнул, мешковато осел на стуле. Голова его шла кругом. Оправдывались самые ужасные предположения.