Трое на четырех колесах

В опустевших развалинах, где звучали когда-то живые голоса, ютится теперь только эхо минувшего. Прислушайтесь – здесь все то же, знакомое... Напишите песню сами: человеческое сердце – или два, несколько страстей (их ведь немного, не больше чем полдюжины), немножко зла, немного добра; смешайте все это и прибавьте в конце дыханье смерти – и выберите любое из названий: «Пещера невинности», «Колдовская башня», «Могила в темнице», «Гибель любовника» – все годится, потому что содержание одно и то же...

Наконец, в моей книжке не будет описаний природы. Это не от лености с моей стороны, а от воздержания. Нет ничего легче для описания, чем картины природы, и нет ничего труднее и скучнее для чтения. Когда Гиббон принужден был судить о Геллеспонте по описаниям путешественников, и английские студенты имели представление о Рейне главным образом из «Комментариев» Юлия Цезаря, – тогда каждому бродяге действительно надлежало описывать по мере сил всякий виденный клочок земли. Но железные дороги и фотография переменили все. Для того, кто видел дюжину картин, сотню фотографий и тысячу печатных рисунков Ниагары, поэтическое описание водопада крайне утомительно.Один американец – большой любитель поэзии – говорил мне, что альбом шотландских озер, купленный за восемнадцать пенсов, дал ему более ясное представление, чем все тома наших поэтов, вместе взятые; он прибавил еще, что описание съеденного обеда имеет в его глазах столько же достоинств, как описание природы, потому что кушанье можно оценить только языком, как природу – только глазами.

Я с ним согласен, и каждое описание природы в книжках напоминает мне урок в жаркий летний день, когда я сидел в классе вместе с другими мальчуганами.

Это был урок английской литературы. Мы только что закончили чтение длинной поэмы, название и автора которой я, к стыду моему, позабыл. Помню, что поэма не понравилась нам тем, что она была длинна, хотя других недостатков мы в ней не заметили. Когда последние строфы были прочтены и книги закрыты, учитель – ласковый седой джентльмен – пожелал, чтобы мы рассказали поэму своими словами.

– Ну, скажите мне, – обратился он к первому ученику, – о чем тут говорится.

Мальчик опустил голову и отвечал сконфуженным тоном, как о предмете, о котором он никогда не заговорил бы сам:

– О девице, сэр.

– Да, – отвечал учитель, – но я хочу, чтобы ты рассказывал своими словами: ведь мы говорим не «девица», а «девушка». Продолжай.

– О девушке, – повторил первый ученик, еще более смущенный объяснением, – которая жила в лесу.

– В каком лесу?

Мальчик внимательно исследовал свою чернильницу и посмотрел на потолок.

– Ну! – сказал учитель нетерпеливо. – Ведь ты читал описание этого леса целых десять минут и теперь не можешь ничего вспомнить?

– «Сучки дерев, изогнутые ветви» – начал мальчик.

– Нет, нет! Я не хочу, чтобы ты повторял слово в слово! Ну, расскажи по-своему, какой это был лес.

– Обыкновенный лес, сэр.

– Скажи ему, какой это был лес, – обратился учитель к следующему мальчугану.

– Зеленый лес, сэр!

Учителю стало досадно; он назвал второго мальчуганатупицейи вызвал третьего. Этот уже сидел как на горячих угольях, весь красный от нетерпения, и размахивал правой рукой, как семафор; он вскочил и ответил бы в следующую секунду, даже если бы его не вызвали.

– Темный и мрачный лес, сэр! – воскликнул он с облегчением.

– Темный и мрачный лес, – повторил учитель с видимым одобрением. – А почему он был темный и мрачный?

Третий мальчик не оплошал:

– Потому что солнце не могло туда проникнуть!

Учитель почувствовал, что попал на поэта.

– Да. Потому что солнце или, вернее, лучи света не могли туда проникнуть. А почему они не могли проникнуть?

– Потому что листья были очень густы, сэр.

– Очень хорошо. Итак, девушка жила в темном и мрачном лесу, сквозь густую листву которого не проникали лучи света. Теперь – дальше! Что росло в этом лесу? – обратился учитель к четвертому мальчику.

– Деревья, сэр.

– А что еще?

– Мухоморы, сэр.

Учитель не был уверен относительно мухоморов, но, справившись с книгой, нашел, что мальчик прав.

– Совершенно верно. Мухоморы росли в этом лесу. Ну а что еще? Что бывает в лесу под деревьями?

– Земля, сэр.

– Нет, нет! Что растет еще, кроме деревьев?

– Кусты, сэр.

– Кусты. Очень хорошо. Теперь мы подвигаемся. Ну а что еще? – И учитель указал на мальчугана в конце класса, который думал, что лес от него еще очень далеко, изанималсяпоэтому игрой в крестики и нолики сам с собой.

Потревоженный и раздосадованный,ночувствуя, что обязан прибавить что-нибудь к лесу со своей стороны, он встал и отвечал наугад:

– Черника, сэр.

Это была ошибка. В поэме не упоминалось о чернике.

– Ну конечно: надоже было что-нибудь человеку есть! – сострил учитель. Раздался смех. Довольный своим остроумием, учитель вызвал мальчика со средней скамейки:

– Что было еще в этом лесу?

– Поток, сэр.

– Совершенно верно. И что он делал?

– Журчал, сэр.

– Нет, нет, это ручей журчит, а поток?

– Ревел, сэр!

– Верно. Поток ревел. А что заставляло его реветь?