Трое в лодке, не считая собаки

Мы посмотрели за ним и увидели, как прямо на нас неторопливым течением несет пса. Это был самый беззлобнейший и мирнейший пес из всех, которых я когда-либо видел. Я никогда не встречал собаки настолько ублаготворенной, которая была бы так покойна душой. Она мечтательно плыла на спине, задрав к небесам все четыре лапы. Это была, что называется, упитанная собака, с хорошо развитой грудной клеткой; она приближалась к нам, безмятежная, полная достоинства и умиротворения, и поравнялась с лодкой, и здесь, среди камышей, задержалась и уютно устроилась на ночь.

Джордж сказал, что чая ему не хочется, и выплеснул содержимое чашки в воду. Гаррис также больше не чувствовал жажды и сделал то же самое. Я уже выпил полчашки и теперь раскаивался.

Я спросил Джорджа, как он думает — не заболею ли я тифом?

Он сказал:

— О нет!

По его мнению, у меня были хорошие шансы выжить. Во всяком случае, через две недели станет ясно, заболел я или нет.

Мы прошли к Уоргрейву по каналу, который отходит от правого берега полумилей выше Маршского шлюза. Это прелестный, тенистый кусочек реки, которым стоит ходить, к тому же он сокращает путь почти на полмили.

Вход в канал, разумеется, утыкан столбами, закован цепями и взят в кольцо надписями, которые грозят застенком, пытками и смертью всякому, кто осмелится сунуть весло в эти воды. Остается лишь удивляться, как эти прибрежные наглецы не заявляют прав на речной воздух и не шантажируют всякого, кому придет в голову им подышать, штрафом в сорок шиллингов. Обладая, однако, известным опытом и сноровкой, столбы и цепи можно легко обойти; а что касается этих плакатов, то если у вас имеется пять минут свободного времени, а поблизости никого нет — вы можете сорвать две-три штуки и пошвырять их в реку.

Пройдя половину канала, мы высадились и устроили второй завтрак. За этим вторым завтраком мы с Джорджем испытали тяжелое потрясение.

Гаррис тоже испытал потрясение, но я не думаю, что потрясение, испытанное Гаррисом, могло оказаться таким же тяжелым как то, которое, в связи с произошедшим событием, испытали мы с Джорджем.

Случилось это следующим образом. Мы расположились на лужайке, приблизительно в десяти ярдах от кромки воды, и вот-вот собрались принимать пищу. Гаррис разрезал на коленях мясной пудинг, а мы с Джорджем в нетерпении держали наготове тарелки.

— Ну и где ложка? — обратился к нам Гаррис. — Мне нужна ложка, для соуса!

Корзина была как раз у нас за спиной; мы с Джорджем одновременно повернулись и полезли за ложкой. Это не заняло и пяти секунд. Когда мы обернулись обратно, Гарриса с пудингом не было.

Мы находились на открытой, непересеченной местности. На несколько сот ярдов вокруг не было ни кустика, ни деревца. Свалиться в реку Гаррис не мог, так как между ним и рекой находились собственно мы, и для того чтобы свалиться в реку, Гаррису пришлось бы перелезть через нас.

Мы с Джорджем огляделись по сторонам. Потом уставились друг на друга.

— Может быть, его забрали на небеса? — предположил я.

— Что, прямо с пудингом? — возразил Джордж.

Возражение показалось веским, и божественная теория была отвергнута.

— По-моему, дело на самом деле вот в чем, — предположил Джордж, нисходя к трюизму банальной практики. — Произошло землетрясение.

И он добавил, с ноткой печали в голосе:

— Вот жалко, что он как раз делил пудинг.

Со вздохом мы обратили взоры к тому месту, где Гарриса с пудингом видели на этой земле в последний раз. И вдруг в жилах у нас застыла кровь, а волосы на головах стали дыбом. Мы увидели голову Гарриса — и все, больше ничего, одну только голову — она торчала торчком среди высокой травы, и багровая физиономия на ней имела выражение страшного возмущения!

Первым опомнился Джордж.

— Говори! — заорал он. — Жив ты, умер, и где все остальное?

— Нет, он еще дурака валяет! — сказала голова Гарриса. — Надо же, как все подстроили!

— Подстроили что? — воскликнули мы с Джорджем.

— Что «что»! Чтобы я сюда сел, на это вот место! Тупая, ублюдская шутка! Хватайте свой пудинг.

И тут, прямо из-под земли — так, во всяком случае, нам показалось — возник изуродованный, перепачканный пудинг — а вслед за ним выкарабкался и сам Гаррис, всклокоченный, грязный и мокрый.

Оказалось, что он, сам о том не догадываясь, сидел на самом краю канавы, которая пряталась в густой траве; чуть подавшись назад, он грохнулся в эту канаву, а с ним грохнулся пудинг.

Он сказал, что никогда в жизни не был так ошарашен, когда вдруг понял что падает, непонятно вообще как и куда. Сначала он даже решил, что пришел конец света.

Гаррис по сей день уверен, что мы с Джорджем запланировали все это заблаговременно. Вот так несправедливые подозрения преследуют даже наиболее непорочных. Ибо, как сказал поэт: «Кто избегнет клеветы?».

И действительно — кто?

Глава XIV