Муж Ады не произнес ни слова, пока Мойра ставила перед ним хрустальный бокал с апельсиновым соком, кофе в белом сосуде, яйцо-пашот и ломтик лососины. Женщина налила похищенному чашку черного обжигающего напитка. Мужчина чуть наклонился, позволил ароматному пару согреть лицо и спросил у двойницы Сейви:
— Давно здесь?
В комнату вошел Просперо и замер в болезненно слепящих лучах утра, струившегося через прозрачные двери.
— А, Харман… Или теперь ты предпочтешь имя Ньюмен, Новый Человек? Рад тебя видеть проснувшимся и ходячим.
— Заткнись, — процедил мужчина и, не притронувшись к еде, медленно отхлебнул кофе.
Похищенный понимал, что имеет дело с голограммой, хотя и в телесной оболочке, ибо аватара логосферы каждую микросекунду формировалась из материи, посылаемой с орбиты одним из факс-накопителей массы; что нападать на мага бесполезно, поскольку материя обернется неосязаемой проекцией быстрее, нежели сработал бы всякий человеческий рефлекс.
— У меня был примерно один шанс из сотни выйти живым из хрустального кабинета, и вы это знали, — сказал Харман, даже не посмотрев на старца, окруженного резким светом.
— По-моему, ты несколько преувеличиваешь, — ответил маг и великодушно задернул тяжелые шторы.
Мойра подвинула стул и села рядом с Харманом. На ней был все тот же суровый наряд путешественницы, разве что несколько иной расцветки.
Человек не мигая смотрел на нее.
— Ты знала Сейви в молодости, хотя отрицала это перед ее друзьями на вечеринке Финального факса, устроенной на крыше затонувшего здания Эмпайр-Стейт-Билдинг в Нью-Йоркском архипелаге, а ведь сама навестила покойницу в Антарктике двумя днями раньше.
— Черт побери, откуда такие сведения? — спросила дама.
— Подруга Сейви пыталась найти ее вместе со своим любовником по имени Пинхас и даже описала их приключения в коротком эссе. Его успели распечатать и переплести перед самым наступлением Финального факса, и книга чудом угодила в библиотеку твоего приятеля Фердинанда Марка Алонцо.
— А Петра-то откуда проведала, что я побывала у Сейви перед нью-йоркской вечеринкой?
— Полагаю, они с Пинхасом нашли какие-то записи в ее жилище на горе Эребус, — отозвался Харман.
Кофе не очень-то помог ему избавиться от пульсирующей мигрени.
— Ну что ж, теперь тебе все обо всем известно, не так ли? — произнесла Мойра.
Мужчина рассмеялся в голос, но тут же пожалел об этом.
— Нет, — возразил он через некоторое время, поставив чашку обратно и потирая правый висок. — Я узнал ровно столько, чтобы понять, как мало знаю. Кроме того, в мире осталась сорок одна библиотека, в хрустальные чертоги которой я еще не погружался.
— Вот
Сию минуту Харман и сам был не прочь расстаться с жизнью. Каждый взгляд отзывался в голове дикой пульсирующей болью. Мужчина отпил из чашки, надеясь, что тошнота не вернется. Вагон продолжал со скрипом ехать вперед, покрывая (как узнал его пассажир) более двухсот миль в час, и назойливое покачивание туда-сюда отнюдь не способствовало успокоению желудка.
— Хотите расскажу вам об Александре Гюставе Эйфеле? Родился он в Дижоне пятнадцатого декабря тысяча восемьсот тридцать второго года н. э. В тысяча восемьсот пятьдесят пятом окончил центральную школу искусств и ремесел в Париже. Прежде чем предложить идею башни для Всемирной выставки тысяча восемьсот восемьдесят девятого года, он уже спроектировал вращающийся купол обсерватории в Ницце, а также каркас для статуи Свободы в Нью-Йорке. Потом он…
— Прекрати! — рявкнула Мойра. — Хвастуны нигде не в почете.
— Кстати, шут возьми, где мы? — Харман с усилием поднялся на ноги и раздвинул шторы.
Вагон проплывал в семистах футах над красивой лесистой равниной. Внизу змеилась речка. Вдали, у линии горного хребта, темнели едва заметные развалины старинной крепости.
— Только что миновали Кагор, — пояснил маг. — На следующей станции повернем на юг, по направлению к Лурду.[94]
Муж Ады потер воспаленные глаза, но все-таки распахнул стеклянную дверь и шагнул наружу. Развернутое перед вагоном силовое поле не позволило ураганному ветру сдуть пассажира с балкона.
— А что такое? — поинтересовался Харман через открытую дверь. — Разве не хотите заскочить на север, к своему приятелю, в собор из голубого льда?
Мойра изумленно подняла брови.
— Это еще из какого тома? В Тадже ничего подобного…
— Не было, — согласился мужчина. — Зато мой друг Даэман застал начало всех этих бедствий: он видел, как Сетебос явился на планету. Из книг я понял, что именно сделает многорукий в Парижском Кратере. Так он до сих пор здесь? На Земле, я имею в виду?
— Да, — отозвался Просперо. — Только он нам не приятель.
Харман пожал плечами.
— Это вы двое притащили его сюда в самый первый раз. И прочих тоже.
— Мы не хотели, — сказала Мойра.
Мужчина не выдержал и расхохотался, невзирая на лихорадочный стук в мозгах.
— Нет, это надо же, — вымолвил он, — сначала они находят дверь между измерениями, раскрывают ее во тьму, не запирают за собой, а потом, увидев на пороге воплощенное порождение мрака, говорят: «Мы не хотели!»