Троя. Падение царей

Глубоко погрузившись в раздумья, Каллиадес покинул дворец и зашагал обратно по тихому городу к восточной стене.

Он проследовал вдоль нее к восточной башне и взобрался по ступенькам на укрепления. Там сидели скамандрийцы, тихо разговаривали, ели или играли в азартные игры. Многие крепко спали на твердых камнях, как могли спать только воины-ветераны, способные отсыпаться в самых неудобных положениях.

Каллиадес поискал Банокла, но друга нигде не было видно, поэтому он сел, прислонившись к укреплениям и вытянув перед собой ноги. Вздохнув, Каллиадес благодарно закрыл глаза. Он подумал о словах Андромахи насчет лучников. Она была неправа, хотя что толку спорить об этом с женщиной? Если бы он был невооружен и встретился с вооруженным человеком, он бы скорее полагался на свою силу и на свои боевые навыки, чем на хрупкий лук. В него глубоко въелось недоверие к лучникам. Воины Микен презирали лучников и пращников, как и всех остальных, сражавшихся на расстоянии. Настоящий воин вооружается мечом или кинжалом, копьем или пикой, и встречается со своими врагами лицом к лицу. Он вспомнил Коланоса, убившего великого Аргуриоса трусливой стрелой, и, хотя с тех пор прошло много времени, в горле Каллиадеса заклокотало при одной мысли об этом. Он просил Отца Зевса проклясть Коланоса за то, что тот сделал. Каллиадес мрачно улыбнулся, вспомнив мучительную смерть Коланоса.

«Это не повредит – дать служанкам луки, пусть себе играют с ними, – подумал он. – Тогда им будет чем заняться, и это отвлечет их от мыслей об их судьбе. И в одном Андромаха права: хватит единственной стрелы, чтобы убить царя».

Каллиадес почувствовал, что кто-то смотрит на него, и открыл глаза. Перед ним стоял юный воин с прямыми желтыми волосами.

– Чего тебе, воин? – спросил Каллиадес, снова закрыв глаза.

– Повелитель, полководец… – запинаясь, проговорил тот.

– Я не повелитель и не полководец. Я простой воин. Говори.

– Ты хотел меня видеть.

Каллиадес открыл глаза. Молодой воин неистово кивал, словно в подтверждение своих слов.

– Я хотел тебя видеть? Зачем? И кто ты такой?

– Я Борос, господин. Меня зовут Борос Родосец.

Каллиадес наконец понял, в чем дело, и улыбнулся.

– Ты воин с башенным щитом!

– Да, это я, господин. Хотя я потерял щит при отступлении через реку, – Борос повесил голову. – Его дал мне брат. Мне жаль, что я потерял его. Это был хороший щит.

– Сядь, парень. Ты спас мне жизнь. Я хотел только поблагодарить тебя. Я бы тебя и не узнал.

Воин покраснел, но тревожно уселся рядом с Каллиадесом.

– Мне сказали, что ты меня искал. Я не знал зачем. Думал, я что-то натворил.

Каллиадес засмеялся.

– Но это было давно, весной. И все это время ты ухитрялся меня избегать?

Борос нервно улыбнулся, потом потер левый глаз.

– Я был ранен. Я сломал ногу и лежал в лечебнице. Прошло много времени, прежде чем кость срослась.

Он снова потер глаз.

– У тебя что-то с глазом, Борос?

– Нет, ничего. Когда-то меня ударили по голове. Иногда он побаливает, вот и все.

– Я знаю, о чем ты. Я получил удар мечом в лицо… Давным-давно. Лицо болит в холодную погоду и когда я устаю.

Некоторое время они сидели в дружеском молчании, потом Борос спросил:

– Я никогда не бывал в осаде, господин. Если враги врываются в город, они убивают всех?

Каллиадес кивнул.

– Так и есть, парень. Сдерживаемая досада и жажда крови заставляют людей творить ужасные вещи. Они убивают воинов, всех, кто носит доспехи, – быстро. Так поступают микенцы. Но беженцев в городе, мужчин, женщин и детей, ждет кошмарная судьба.

– Но стены нельзя взять, – заспорил Борос. – Все так говорят. Они даже не пытались атаковать с тех пор, как мы сбросили на них горящий песок. Многие наши люди говорят, что мы должны запечатать последние ворота, Скейские, а потом ждать.

Он добавил более уверенно:

– Скейские ворота – наше слабое место, уж наверняка.

Каллиадес кивнул.

– Ты говоришь правду, воин. Но наши военачальники верят, что враг падет духом, если осада затянется. Одна армия наемников уже ушла, и остальные тоже уйдут. Большинство из них пришли сюда не за славой и честью, а лишь оттого, что почуяли поживу. А пожива не так сладко пахнет, если ты разбил лагерь в разрушенном городе, где мало еды и нет женщин, чтобы тебя занять. Мы знаем, что микенцы останутся, что бы ни случилось, останутся и критяне Острозубого, и мирмидонцы Ахилла. Но когда лишь их армии будут стоять под стенами, мы распахнем Скейские ворота, выйдем и набросимся на них. Тогда, если Арес направит наши мечи, люди Трои смогут одержать верх.

Вокруг него поднялись радостные крики, и Каллиадес понял, что говорил громко и что его слушали троянские воины. Крики были усталыми и быстро смолкли, но разговор о победе помог людям воспрянуть духом. Каллиадес вздохнул. Он и сам не верил в свои слова, но, может быть, некоторые воины благодаря им нынче ночью будут крепче спать.