Троя. Падение царей

– А ты могла бы нести его в чем-нибудь… другом, более подходящем? Верховная жрица – грозная и сердитая женщина. Она станет высматривать любой поступок, который можно будет расценить как оскорбление или нарушение ее приказа.

– Ты ее не любишь, – сказала Кассандра.

Андромаха засмеялась, но смех ее был невеселым.

– Никто не любит Ифигению, младшая сестра. Как и ее брат Агамемнон, она холодная, суровая и бессердечная.

– Ты просто сердишься, потому что она позволила твоему отцу отослать тебя в Трою.

– Она продала меня за золото.

Неся свой мешок, Кассандра подошла к двум жрицам, посланным, чтобы их приветствовать. Андромаха знала одну из них, Колею, самую младшую дочь царя Лесбоса. Она появилась на острове в том же году, что и Андромаха. Колея, чьи темные волосы были завязаны в хвост, стала выше и стройнее, чем запомнилась Андромахе. Вторая девушка, светловолосая и веснушчатая, была примерно того же возраста, что и Кассандра, и казалась испуганной.

Геликаон подошел по песку и встал рядом с Андромахой. Она очень хорошо чувствовала тепло его тела, хоть он не прикоснулся к ней. Каждый раз, когда они разговаривали после той ночи на Миное, Андромаха слегка дрожала при звуке его голоса. Боясь, что краснеет, она опустила голову.

– Гектор и Приам считают, что от этого приглашения разит предательством, – негромко проговорил Геликаон низким от беспокойства голосом. – Они боятся, что тебя заманили на Теру по приказу Агамемнона. Но здесь и поблизости нет других кораблей, только маленький египетский торговый парусник. Я не знаю Верховную жрицу, поэтому не могу судить о ее поступках. Но ты ее знаешь.

Андромаха посмотрела в его сапфировые глаза и увидела, что они затуманились тревогой.

– Она меня не любит, – ответила она, заставив себя говорить твердо и четко, – и у нее есть свои причины желать, чтобы я была здесь. Но мы это уже обсуждали. Это может быть западней. Но она прежде всего Первая жрица Теры, а уж потом микенка. Я не верю, что она выполнила бы требование брата, если бы это нанесло ущерб Благословенному острову. Скорее всего, она хочет наказать меня, а не предать.

– За Каллиопу, ты имеешь в виду? – спросил он, показав на изукрашенный ларец в ее руках.

Андромаха кивнула.

– Когда ты вернешься, моя любовь? – спросил Геликаон тихо.

– Утром.

– Я буду ждать тебя, как только рассветет.

– Я приду.

– Если ты не придешь, я отправлюсь за тобой со своими людьми. Позаботься, чтобы старая ведьма это поняла.

– Она дочь Атрея и микенская царевна. Она поймет это и без слов. Не совершай опрометчивых поступков!

Геликаон наклонился ниже, коснувшись ее волос, и слегка похлопал по ларцу в ее руках.

– Опрометчивые поступки могут быть необходимы, если ведьма обнаружит, что ты ей лжешь.

У Андромахи пересохло во рту.

– Что ты такое говоришь?

– Я знаю тебя, Андромаха, – прошептал он. – Ты бы никогда не отдала душу своей подруги на служение монстру. В тебе этого нет. Где ты нашла эти кости?

– Ксандер их мне принес. Это череп и бедренная кость убийцы.

Геликаон усмехнулся.

– Что ж, они с Минотавром должны друг другу подойти.

Ифигения сидела одна в прохладе огромного приемного зала храма. Резное кресло с высокой спинкой было неудобным, но у Верховной жрицы больше не было сил долго стоять.

В конце концов появились две посетительницы; они вошли в храм с яркого солнца и остановились, моргая, пока их глаза привыкали к полумраку. Андромаха, чьи распущенные волосы сияли красным в падавшем из дверного проема свете, была одета в зеленый хитон и держала ларец из эбонита. Темные волосы Кассандры тоже были распущены. Лицо ее было бледным и осунувшимся, глаза возбужденными; она щурилась, оглядываясь по сторонам почти в темноте. На пол у своих ног она уронила холщовый мешок.

Колея шагнула вперед.

– Моя госпожа, вот…

– Я знаю, кто они, – сказала Ифигения сурово. – Теперь ты можешь идти.

Девушка кивнула и выбежала обратно на солнце.

С трудом встав, Ифигения шагнула к Андромахе.

– Я рада, что чувство долга не покинуло тебя.

Она помолчала, потому что Андромаха пристально и печально смотрела на нее. На мгновение это смутило старую жрицу, потом она поняла.

– Я выгляжу так ужасно? – холодно спросила она.

– Мне жаль, что я застала тебя нездоровой, – ответила Андромаха.

Искренность ее слов тронула Ифигению.

– Я была больна, но давай не будем задерживаться на этом. Твое появление меня удивило. Мы ожидали тебя только весной.

– Ритуал умиротворения Минотавра не должен откладываться надолго, – ответила Андромаха, и Ифигения увидела, что выражение ее лица изменилось.

Участие и беспокойство о здоровье жрицы ушло; его сменил вызывающий взгляд, который Ифигения помнила очень хорошо.

– Ты привезла останки Каллиопы?

– Привезла.

Андромаха поставила изукрашенный ларец на пол и собиралась его открыть, как вдруг Кассандра шагнула вперед и положила у ног Ифигении свой мешок.

– Кости Каллиопы здесь.

Кассандра нагнулась к мешку и растянула тусклую серую ткань. Развязав ее, она показала сияющие белизной кость и череп.

Ифигения перевела взгляд с одной женщины на другую.

Андромаха побледнела.