Тройняшки не по плану. Идеальный генофонд

Очнись, Агата! Это же Адам! Самовлюбленный эгоистичный сноб, который идет по головам ради достижения поставленной цели! Он шантажировал тебя, хитростью вынудил помогать ему!

А еще был рядом вчера, когда ты так нуждалась в поддержке, отвез домой, а сам ни свет ни заря примчался к твоей дочери, перенес ее вещи, разложил в шкафу и тумбочке, правда, немного небрежно.

И…

Скольжу взглядом по кровати, замечаю открытую коробку и крошки теста вокруг нее…

Заказал Ваське пиццу?

Хмурюсь, сводя брови напряженно.

— Мам? — с набитым ртом мычит дочь и, спохватившись, прячет недоеденный кусочек, что держала в руке, под простынь, пачкая ткань. Отбирает второй у Адама — и отправляет его туда же, заметая следы. Накрывает коробку, шикая на брата с сестрой, которые как раз нацелились на любимую еду. Сжав поблескивающие от кетчупа губы, Василиса улыбается виновато, а сама взглядом Туманову знаки подает. Предупреждает об «опасности» в виде меня.

Адам поворачивается неторопливо, садится вполоборота, упираясь кулаком в колено. Тепло усмехнувшись, медленно сканирует меня взглядом, который тут же леденеет, заодно замораживая и меня. Улыбка мгновенно сползает с красивого, но уставшего и немного помятого лица.

Рывок — и Туманов уже на ногах. Молча и хмуро приближается, по пути складывая руки в карманы.

— Нам есть, кому помочь, — вспомнив о том, что я до сих пор в руках Макара, резко отстраняюсь. Обхватываю себя за плечи, будто хочу стереть с себя следы его прикосновений. Скрыть. От Адама? Да мне все равно! Как и ему!

— Вижу, — буркнув сердито, главврач наконец-то отходит от меня. Удивленно изучает детей, будто никак не может принять тот факт, что их у меня трое. Ведь сам на мне крест поставил как на женщине. — Еще раз доброе утро, — бросает небрежно Туманову, словно пощечину на расстоянии ему отвесил.

— Обход уже был, так что мы в ваших услугах больше не нуждаемся. Надо будет — позовем, — грубо и нагло осекает его Адам.

Он разговаривает с врачом, будто это его личный водитель или прислуга. Я не одобряю подобной манеры общения. Пытаюсь остановить, но тот злится еще сильнее. Источает агрессию и давит темной энергетикой.

Не понимаю, почему Туманов ведет себя по-хамски. Впрочем, это ведь привычное для него состояние. Вежливость — не его прерогатива.

— Всегда готов вам помочь, Агата, в знак старой дружбы, — Макар неожиданно переводит взгляд на меня. — А также уважения к вашей матери и особого отношения к вам лично, — улыбается сдержанно и, развернувшись, уходит в сторону своего кабинета.

Туманов долго смотрит ему вслед, мысленно расстреливая из автоматной очереди. Тем временем я наблюдаю за детьми, которые, пользуясь моментом, располагаются на кровати, с трудом умещаясь на краю, чтобы не касаться больной ноги Васьки. И начинают делить пиццу.

— Я попросила Адама побыть моим папкой, пока я не выздоровлю, — хвастается Васька, а я ушам своим не верю. Ошеломленно смотрю на задумчивого Туманова и задерживаю дыхание, начиная обратный отсчет.

Только бы не взорваться.

Не в больнице. Не при детях.

— Ого! — ревниво тянет Ксюша. — А нам можно тоже? — умолкает в ожидании ответа, а черный взгляд Макса летит в нашу сторону.

Адам отвлекается от главного врача — и я перехватываю его взгляд. Смотрим друг другу в глаза долго, пристально, буквально превращая в пепел. Мрачнеем одновременно.

Каждый думает о своем, но буря внутри кипит одинаковая. Плещется, обжигает и… ранит.

— Так, что происходит? — шипим мы друг на друга практически в унисон.

Глава 18

Адам

Она смеет спрашивать, что происходит? И смотреть на меня при этом так злобно, будто я жестко накосячил? Где у Агаты режим грозной мамочки отключается? Ее саму впору по попе отшлепать за неадекватное поведение! И сейчас я на грани того, чтобы сделать это прямо в больнице. При всех.

Я, между прочим, полночи с ней возился, на руках таскал, так еще от ее агрессивных родителей целым и невредимым выбраться пытался. О Васене позаботился.

А остаток времени дома провел с телефонной трубкой под ухом. Стойко выдержал сказку про принцессу и дракона, даже вставлял сонное "угу" в паузах, но вырубился под утро на заунывной колыбельной. Со стороны Васьки это было весьма коварно. Ликвидировала меня в две ноты.

Благо, пожалела и позволила поспать. Минут десять… А потом опять звонок, писклявый голос медсестры — и я на автопилоте полетел в больницу. Потому что Василисе нужна была помощь с переездом с обычную палату. Так при этом я еще и радовался, как идиот. Нет… Скорее, как настоящий отец. Что странно, непривычно и… наверное, неправильно.

— Это такая игра, зайки, — Агата продолжает уничтожать меня презрительным взглядом, но ее голос при этом звучит нежно. Она прикрывает глаза на секунду, подавляя эмоции, протяжно выдыхает через сложенные трубочкой губки — и растягивает их в улыбке. Только после этого поворачивается к детям: — Все понарошку. Несерьезно, — лепечет игриво. — Попрощайтесь с дядей Адамом, его смена закончилась. Нужно позволить ему отдохнуть, согласны?