Самым загадочным местом были Врата Создателя — воронка диаметром сто одиннадцать метров и глубиной двадцать семь метров. Даже после жестоких песчаных бурь она сохраняла свои размеры. Человек, стоя у края конусообразной впадины, не замечал движения песка. Но стоило положить на склон какой-либо предмет или воткнуть палку, как они начинали медленно двигаться по окружности, будто подхваченные ленивым водоворотом, и через тридцать семь дней скрывались в сердцевине воронки.
Чтобы увидеть все чудеса, сотворённые в этой стране людьми и природой, потребовалась бы жизнь. После коронации новоявленный хазир посещал двенадцать святых мест. Десять из них находились в песках к западу от Кеишраба; их связывали важные исторические события, произошедшие во времена правления Ташрана и его супруги Ракшады.
Если эти места-точки соединить прямыми линиями — сначала на запад, затем на юг, восток и север, и снова на запад… — получится квадратная спираль. Ближайший к столице оазис служил отправной точкой, от которой процессия двигалась по спирали к её центру — к Вратам Создателя. Потом паломники возвращались в Кеишраб и уже оттуда хазир, шабира и верховный жрец ехали в храм Джурии, где обитали неприкосновенные жрицы вожделения. В последнюю очередь они посещали Остров Шабир.
Путешествие по пескам таило в себе множество опасностей: палящее солнце, ветер, отсутствие воды, змеи, скорпионы. Часть пустыни, где находилась Святая Спираль, была сравнительно безопасной. Ядовитую живность отпугивали закопанные в песке рулончики войлока, пропитанные специальным маслом. И путешественники безбоязненно держали путь в тёмное время суток, а днём прятались в тени навесов.
Иштару повезло. В это время года солнце жгло не так яростно, и паломники шли целый день. Поход закончился бы на две недели раньше положенного срока, если бы не ночной ливень, который к утру усилился. Возможно, начался сезон штормов. Хотя дожди здесь были редкостью и напоминали скупые слёзы.
Иштар забрался на вершину бархана, у подножия которого расположился лагерь. Оглядел горизонт — ни единого просвета. Съехал по склону вместе с потоком вязкого месива, скинул плащ: от него больше неудобств, чем пользы. Присев на корточки, зачерпнул пригоршню песка — лунка тотчас наполнилась водой. И начал рисовать на земле квадратную спираль. Её размывало дождём, а Иштар рисовал снова и снова, будто мысленно проходил весь путь.
Хёск склонился над плечом Иштара:
— Напрямую машины не проедут.
— Они поедут по спирали, а мы поскачем на восток.
Хёск надвинул капюшон плаща на лоб:
— Выиграем день, но угробим лошадей.
— Мы рискуем шабирой.
— От галлюцинаций не умирают.
Иштар приказал воинам достать из машин эластичные бинты и обмотать лошадям ноги.
— Началось… — произнёс Хёск. — Не позволяй ей говорить!
Иштар обернулся. Опустив голову, Малика бродила из стороны в сторону, потирая запястье. Прильнувшая к лицу чаруш повторяла изгибы подбородка, носа, скул. Промокшее платье обтягивало грудь и бёдра. Плащ-накидка, даже под дождём сохраняя волнистую драпировку, скрывал спину.
— Что потеряла? — спросил Иштар.
— Ищу…
— Что ты ищешь? — вновь спросил он и увидел на её руке три браслета. Она потеряла браслет с подвесками в виде квадратных спиралей. — Не расстраивайся. Я подарю тебе другой. Ещё лучше.
— Бог не дарит его дважды.
Непонятный ответ и дёрганая походка подсказали: шабира не в себе, и вряд ли в каше под ногами ищет украшение.
— Иди к своим людям, — попросил Иштар. — Скоро отправляемся.
— Я чувствую его, но не вижу. Кто закрыл меня песком?
— Каким песком, Эльямин?
— Я в аду?
— Иди к своим людям! — повторил Иштар жёстко.
Малика сняла чаруш. Помяла ткань в руках, словно не понимая, откуда взялась эта тряпка и зачем она. Обратила взор на Иштара:
— Ты перепутал меня с наложницей? Занимайся своими делами, мужчина, и не мешайся под ногами!
Продолжение разговора на повышенных тонах могло привлечь внимание воинов. Иштар взмахом руки подозвал стражей и жестом приказал им следить за шабирой.
Воины складывали шатры, разбирали паланкин, готовили лошадей к тяжёлому переходу через цепь барханов. Барабанщики сваливали барабаны в машины, наполняли бурдюки водой и привязывали к сёдлам. Иштар топтался возле жеребца: подтягивал подпругу, заталкивал под неё два пальца, вновь подтягивал.
— Передавишь грудную клетку, — предупредил Хёск, наблюдая за ним. И после недолгого молчания сказал: — Это самое провальное паломничество.
— Мы продолжим его после сезона штормов.
— Причина не в этом. Шабира нарушила главные законы.
Иштар повернулся к Хёску:
— Какие законы?
— Она заговорила в присутствии мужчин.
— Говорила Ракшада.
— Хорошая шутка. — Жрец попытался выдавить из себя улыбку, но получился оскал. — Она сняла перед мужчинами чаруш.
— Ракшада не прятала лицо.
— У меня нет чувства юмора, Иштар. Она разговаривала со своими людьми на
— Нет.
— Они отвечали ей жестами. Это все видели.
— Её люди всё время машут руками. На марше, на привалах, ночью и днём. Не приплетай сюда шабиру.
Хёск подошёл к Иштару вплотную:
— Тогда поговорим о тебе.
— Говори.